Ночной дозор

Сколько можешь ты, сколько я могу
оставаться в заколдованном кругу,

где лишь я и ты, где лишь ты и я?
Все летит вокруг, бешено снуя

и себя опережая, — но ужель
превращается вращенье в самоцель?

Только я и ты… Только… И тотчас
непостижный страх настигает нас…

О, куда же ты? О, куда же ты?
В этой заверти все больше быстроты,

мы вращаемся, и кружимся, и мчим,
от тебя я становлюсь неотличим.

О, хотя передохнуть бы на бегу
в этом заколдованном кругу;

время движется, ползет едва-едва
монотонные, глухие жернова,

а круженье опьяняет, словно хмель,
есть ли в нем надежда, есть ли цель?

Сберегу ль себя, тебя ли сберегу,
пребывая в заколдованном кругу,

только бы сберечь… Только… Но тотчас
непостижный страх настигает нас…

О, куда же ты? О, куда же ты?
В этой заверти все больше быстроты,

и вращенье нас в никуда влачит…
Только время мчит, только время мчит.

БРАНДАН (Цикл сонетов)

ГОРЯЩАЯ КНИГА

Вот — ночь на Троицу, и я пишу,
гляжу в огонь и постигаю ныне,
что только зло стихами приношу,
что место им — в пылающем камине,

и я швыряю — и уже зола
трепещет… Но из огненного зева,
воздев изжелта-синие крыла,
выходит некий ангел, полный гнева:

— Ты истину похоронил в огне,
и потому опять пиши, покуда
не распознаешь в собственной стране,
в глуши и в дебрях, проявленья чуда.

— Но чем докажешь ты, гонец ночной,
что прислан Богом, а не Сатаной?..

ЧЕРНАЯ ГОЛОВА

Где на задворках города клоаки,
разверстые, бурлят от торжества,
с курчавой шевелюрой голова
лежит, размером с хижину, во мраке.

И взгляд грибообразных глаз — свинцов.
Я стал креститься — защититься нечем.
Но рта провал заговорил наречьем
зулусов древних, доблестных бойцов:

— Поживши на одной земле с тобою,
в твой белый рай задаром не пойду:
я лучше буду с предками в аду
готовиться и к празднику и к бою.

Не бойся, ибо злобы не таю:
ты голову уже отсек мою.

ЦЕПЕНЬ

Я в почву тьмы приоткрываю люк
и вижу, ужас подавив бессильный,
как дергается, гадок и упруг,
в утробе мира червь тысячемильный.

Палеозойской, кажется, волне
плескаться довелось на рыле плоском,
и кратеры, что зримы на луне,
подобны бледным, мерзостным присоскам.

И по ступеням я сошел во мрак,
предельно напрягая силы, чтобы
не ощущать, как мой поспешный шаг
отраден мускулам его утробы.

Живущих на разряды не деля,
он всех сжирает. Он — сама земля.

ТОКОЛОШ