Ночной сторож

В ту ночь Эльнат лежал поперек маленькой комнаты, по крайней мере, в десяти футах от Вернона. Это было чудесно. Милда разрешила им взять по два стеганых одеяла каждому, а поверх одеял они накинули свои зимние пальто. Им было тепло, пожалуй, даже слишком тепло, но они знали, что к утру от дров, которыми Милда щедро кормила печь, останется лишь пепел и едва тлеющие угли, и холод пронзит их.

Несмотря на усталость и, что еще более важно, на изнуряющее негодование, Эльнат не спал. Он боролся с желанием сделать судьбоносный звонок епископу Дину Пейву. Он не хотел доносить на своего брата в Господе, но не мог допустить, чтобы его моральное падение продолжалось. Во время очередного миссионерского посещения ранчо Пайпстоунов – он посещал его несколько раз – Вернон, извинившись, сказал, что ему надо сходить в уборную.

Внутри дома Эльнат продолжил приводить Луису Пайпстоуну множество замечательных доказательств своего знания Священного Писания и интересных преимуществ своей религии. Он прекратил беседу только после того, как заявил, что его религия единственная, возникшая в Америке. Обычно, говоря это, он получал в ответ одобрительную улыбку независимо от того, соглашался просвещаемый принять крещение или нет. Но обладающий бычьим телосложением мужчина крепко сжал губы и наклонился вперед, сердито глядя исподлобья, как будто собирался наброситься на собеседника. Эльнат, заикаясь, что-то промямлил и умолк. После долгого молчания лицо Луиса подобрело, и он одарил Эльната удивительной улыбкой херувима.

– У нас здесь своя религия, – сказал он. – Даже есть наши собственные Писания. Только они больше походят на разные истории.

– Конечно, – скривился Эльнат. – Мы знаем, какой хваткой вцепился в эти края папа римский.

– Конечно, здесь все католики, но я не это имел в виду, – пожал плечами Луис.

– Ну тогда…

Эльнат смутился. Ему пришло в голову, не добрался ли сюда первым какой-нибудь сумасшедший святоша из числа евангелистов, выражающих свой религиозный пыл бешеным возбуждением и вхождением в транс.

– Как я уже сказал, у нашего племени есть собственная религия, – продолжил Луис. – Мы благодарны за наше место в мире, но мы не поклоняемся никому выше, чем…

С этими словами Луис указал в окно на тускнеющее небо, на застывшие облака, на солнце, растворяющееся в пелене слоистых облаков. Сарай тоже попал в поле зрения, и именно тогда Эльнат увидела Вернона, выходящего из сарая вместо уборной.

Отсутствие Вернона было недолгим. Ему едва ли хватило времени, чтобы совершить наихудший грех, хотя Эльнат был почти уверен, что целью Вернона была именно девушка, которую они видели верхом во время парада. Он начал смеяться, отчасти от удивления проделкой Вернона, а отчасти потому, что подумал, будто Луис шутит насчет своей собственной религии. Во что бы там ни верили индейцы, Эльнат был почти уверен, что религией это назвать нельзя. Он думал, что Луис тоже начнет смеяться и будет впечатлен тем, что на этот раз Эльнат уловил его невозмутимый юмор. Но вместо этого глаза Луиса загорелись мрачным огнем, и он одарил собеседника зловещим взглядом. Последовала тишина. Даже сейчас у Эльната еще посасывало под ложечкой. И он подумал, что люди в этой резервации были теми самыми ламанийцами давних времен, которые затем превратились в цивилизованных нефийцев, как утверждал Вернон. Тишина царила до тех пор, пока Вернон не вернулся.

– Нам лучше уйти, старейшина Вернон, – произнес Эльнат резким от волнения голосом.

Теперь, словно для того, чтобы помучить его, раздалось царапание мышей и какие-то шорох и писк, а потом снова царапание. Звуки казались воплощением мыслей, запертых в его мозгу. Они метались из стороны в сторону за стенками его черепа. Он боролся изо всех сил. С одной стороны, он был почти уверен, что если бы ситуация изменилась на противоположную, – а этого не могло произойти никогда, – Вернон бы его выдал. Он не стал бы сомневаться. Он испытывал к Эльнату еще большую ненависть, чем та, которую Эльнат испытывал к нему. Хотя нет, не совсем ненависть – это слово, как его учили, было порочным. Что угодно, только не ненависть. Просто у него не было любви. Да, ему не хватало любви. Но именно по этой причине он не мог решиться. Действительно ли он, Эльнат, беспокоится о душе Вернона? Или он просто хочет избавиться от Вернона, чтобы получить нового компаньона? И пойдет ли донос на пользу Вернону? Его компаньон будет опозорен. Деньги, которые сэкономили родители Вернона, и деньги, которые сэкономил сам Вернон, чтобы отправиться в эту миссию, будут потрачены впустую. Не так-то просто пережить проваленную миссию. Отправка домой может серьезно повредить репутации Вернона в обществе, возможно, на всю жизнь. Но если душа Вернона действительно в опасности, она будет страдать целую вечность. Мысли Эльната путались, кружились, а затем застревали между различными предполагаемыми вариантами. Потом к нему подкралась идея, облеченная в чувство.