Ночные бдения

Таким же манером мы обошли еще пару дворов. Я уже не был Андрэ, я был мстителем, я упивался битвой, я ненавидел людей, выставлявших против меня смертоносные острия мечей. Я не умел биться мечом, но мое бешеное махание им из стороны в сторону и отсутствие тактики наносило не меньше вреда, чем умелые выпады Жуки. Ярость и восторг от собственной силы захватили меня. Это была радость воина.

Потом погиб Махави, он упал, насмерть пораженный в сердце, вслед за ним упал его убийца с перерезанным Хоросефом горлом.

В деревне случился переполох. Не успели мы выйти из дома, как навстречу нам вышел небольшой отряд вооруженных псов. Заняв круговую оборону, мы защищались до тех пор, пока большинство не полегло на землю, а остальные пустились в бегство. К нам тогда присоединилось пятеро мужчин, привлеченных звуками битвы. Мы бились весь остаток ночи, отражая атаки неприятеля, теряя и вновь обретая союзников. Руки гудели от тяжелого напряжения, но адреналин плескался в голове.

Последняя схватка произошла перед самым рассветом, небо уже слегка серело. Хоросеф, тяжело раненый в грудь, умирал у меня на руках. Я не мог сдержать волнения и крепко сжимал его руку, не верилось, что этот богатырь умирает, и нет возможности спасти его.

– Мой младший брат, – прошептал он, закатывая глаза. – Заверши все, заверши. Теперь это твоя деревня, ты ее хозяин. Властвуй. Я ухожу к своей жене, – он перевел дыхание, которое стало тяжелым и редким, и слегка улыбнулся.

– Ты смелый воин, – тихо сказал я.

Хоросеф что-то чуть слышно прошептал, и взгляд его как-то вдруг стал стеклянным.

Я уткнулся ему в грудь, не услышал стука сердца и опустил его на землю. Вот и все. Он был человек, он не хотел мне зла, он был мне братом. Я понял это тогда.

– Вперед! – вскричал я, поднимая меч. – Зададим этим гадам жару.

Не ожидая даже моего приказа, импровизированный отряд влетел в переулок и столкнулся с шедшим на подмогу большим отрядом псов.

– Да сколько же их? – с яростью проговорил я.

– Слишком много, – Жука закрыл Хоросефу глаза. – Слишком много, мы погибнем все, а они уйдут с вашим добром.

– Огонь! – с остервенением крикнул я. – Жука, огонь! Что не лечит лекарство, то лечит железо, что не лечит железо, то лечит огонь. Дай мне факел, – я вырвал из его рук факел и, смеясь, поджег деревянную развалюху. Веселые язычки зализали дерево и помчались вверх, быстро размножаясь.

Как сумасшедший, я помчался к следующему дому и так же поджег его. За ним последовал следующий, и еще и еще.

Верный Жука, не отстававший ни на шаг и не раз спасавший меня в этой битве, крикнул:

– Что ты делаешь, Андрэ, ты же спалишь деревню дотла!

– Да, Жука, да! Пусть горит все. Это моя деревня, я завершу дело Хоросефа. Нам никогда не победить псов. Если эта проклятая деревня не достанется Хоросефу, так пусть не достается никому. Они не уйдут с награбленным. Я все сожгу! – проорал я, поджигая следующий домик.

Жука схватил палку, поджег ее и стал расселять огонь по округе. Скоро нашими стараниями запылало пол деревни, огонь быстро перекинулся и на другую ее половину. Битва окончилась, часть моих воинов бежало к реке, а псы в бессильной ярости метались, стараясь спасти наворованное. Но огонь был слишком силен, а все их старания напрасны. Выполнив свою ужасную миссию, мы с Жукой, обнажив мечи, кинулись на беспокойно метавшихся псов, подкрепив начавший падать боевой дух оставшегося отряда. Эйфория разрушения охватила меня. Я не чувствовал тяжести меча, голова была ясна, а взгляд остер, как меч. Плечом к плечу сражались мы, пока они не побежали, побежали в полной панике. Я, ликуя, заорал во все горло, не заметив, что верный бродяга лежит на земле, а рука его сжимает рукоятку кинжала, торчащего из живота. Он тихонько позвал меня, я, оглянувшись, рухнул перед ним на колени.

– Жука! Жука! – в ужасе и отчаянии вскричал я, видя, как бледность заливает его лицо.

– Рана в живот смертельна, я же говорил, – засмеялся он.

– Глупости, Жука,– простонал я, – ты не умрешь.

– Умру, умру, – прохрипел он. – Похоже, я выполнил свои дела в этом мире, пора мне отправляться в другой. Я не верил в его существование, но надеюсь, что попаду в зеленые луга, в которых всегда тепло, я так замерз, так холодно.

Я стянул плащ и укрыл его.

– Помнишь, – сказал он, ослабевшим вдруг голосом, – помнишь, ты обещал исполнить мое предсмертное желание?

– Глупости, Жука, – повторил я, – ты не умрешь.

– Я хочу, чтобы ты отправился в Город Семи Сосен. Там, на Базарной улице, в доме с розовыми ставнями, живет хот Пике. Ты придешь к нему и скажешь, что я прислал тебя, скажешь, что я был прав. Ты повстанец, Андрэ, и я хочу, чтобы страна очистилась от мрази, хочу с небес видеть свободную Империю. Вот и все мое маленькое желание. Правда же, оно до смешного маленькое. Я ведь не прошу тебя принести мне воды, хотя ужасно хочу пить. Ты поклялся, – совсем жалобно сказал он и протянул мне маленький амулет на потертом ремешке.

– Да-да, Жука, я все сделаю, но ты не умрешь, не умрешь, – сказал, беря его предсмертный подарок.