– Сколько стоит? – спросил я, решительно доставая кошелек.
– Если вам нужна красавица, – захихикал хозяин, – одного империала, я думаю, хватит.
Я отсчитал деньги, и хозяин, согласный на все, велел мне подняться наверх – вторая дверь слева к прекрасной Аме, уже зрелой женщине, чтобы удовлетворить аппетиты старика.
Необыкновенно счастливый, я спустился пару часов спустя в общую залу, и расторопный хозяин поднес мне крепкого, но очень мерзкого вина. А это было все равно, впервые за много месяцев меня отпустило, и я был счастлив.
Хозяин, лукаво улыбаясь, сказал:
– Прекрасная Ама по ее личной просьбе готова принять вас в любое время дня и ночи вне очереди. По ее выражению, пусть даже землетрясение разрушит город до основания, она готова.
После первого же кубка мне стало весело и захотелось поговорить, и я, будучи приглашен, с удовольствием подсел к двум стражам порядка. Они были пьяные и забавные; дежурили на Голубой площади и, сдав караул, завалились в ближайший кабак. Оба оказывали мне соответствующее почтение, но, поняв, что я не обычный старик, отбросили формальности. Первый, Фиска, очень быстро скис и оказался под столом; второй, Ардос, оказался чрезвычайно занимательным человеком. Он был типичным бесшабашным весельчаком и прожигателем жизни, но добрый, он пил, как слон и не терял сдержанности языка и ясного рассудка.
Опьянев, я рассказал ему о своей сгоревшей деревне, и он, хоть и был истинным имперцем, искренне пожалел меня, эта жалость проявилась в похлопывании по спине и подливании вина, за которое, кстати говоря, платил мой собутыльник. В конце концов, с непривычки я наклюкался так, что на ногах стоять не мог.
Бедный Ардос, который был еще достаточно трезв, вызвался проводить меня до дома, на что я с радостью согласился, не доверяя своим ногам.
Обнявшись, по тускло освещенным улицам мы добрались до дома с розовыми ставнями. Сквозь щель в оконном проеме мелькал слабый огонек, и, несмотря на то, что был сильно пьян, я удивился, что Пике не спит в столь поздний час. Неужели дожидается меня?
Я потянул дверь, но она оказалась закрыта. «Как странно», – подумал я, – «Пике не спит, но закрылся, или быть может, экономный старик забыл погасить свечу». Я постучал раз, другой, третий. Открывать мне никто не собирался.
– Э-хе-хе, – сказал мой спутник. – Видимо, тебя теперь еще и домой не пустят. Не будешь по ночам гулять. Эй, хозяин! – крикнул он. – Открывай! Именем стажа четвертого отряда Великого Города, открывай!
В доме закопошились, послышалась суматошная беготня. Пике в отчаянии рвал замок, который, как назло не открывался; наконец, дверь отворилась, и в глубине комнаты я увидел бледного Пике, лихорадочно смотрящего на меня. Я никогда не видел старика в подобном состоянии, поэтому не сразу сообразил, что к чему, а когда понял, было уже поздно.
Руки Пике взметнулись над головой, и в ту же минуту Ардос упал с мечом в груди. Не успев даже крикнуть, я глухо рухнул на пол от тяжелого удара по затылку, краем глаза заметив у себя за спиной неясный силуэт. Теряя сознание, я услышал, будто через толстую стену, голос Пике:
– Предатель!
Я очнулся от чего-то мокрого и холодного, лежавшего у меня на лбу; хотел было убрать это что-то, но не смог и пальцем двинуть – руки были крепко связаны за спиной. Я лежал на полу и отчетливо видел бегающие взад-вперед ноги Пике, а с другой стороны подозрительную струйку крови, вытекающую из-под груды тряпок.
Я застонал, отчасти пытаясь привлечь к себе внимание ног, но больше от тупой боли в затылке. Ноги подбежали ко мне, и Пике убрал с моего лба мокрую тряпку.
– А-а, очнулся, собака, – презрительно сказал он.
– Развяжи меня, Пике, ты что сдурел! – еле выдохнул я
– Ну, да, – рассмеялся он, – чтобы ты удрал и привел сюда целую армию своих товарищей. Что ты за человек, Андрэ? Втерся в доверие и предал. Так кто ты?
– Кто? Хотер набожника! – рассвирепел я. – Да будь я хотером набожника, ты давно был бы уже на небесах, идиот. Ты столько раз выдавал себя, что не заметить этого было невозможно. Не я привел стражника, а стражник привел меня, потому что я был пьян и еле держался на ногах.
– Пусть так. Все равно придется тебя убить, – несколько печально сказал он, вынимая из-за пояса кинжал. – Я думал, ты умрешь от удара, но ты оказался живуч.
Пике приставил мне к горлу кинжал, а я в совершенном ужасе заорал:
– Нет, ради светлой памяти Жуки, не делай этого, иначе пожалеешь!
Рука Пике дрогнула, и клинок тупой стороной прошелся по моему плечу. Не давая ему опомниться, я закричал:
– Жука умер у меня на руках, защищая меня, его предсмертным желанием было, чтобы я нашел тебя и рассказал о его гибели. Я не предатель! Этот стражник помог дойти мне из кабака в уважении к моему несуществующему возрасту. Клянусь тебе памятью Жуки, я не лгу! – уже тише сказал я, заметив, что Пике выпустил нож и сел на пол возле меня.
– Что ты сказал? Жука, мой Жука умер? – с отчаянием в голосе спросил он, глядя на меня глазами полными слез.