– Я делаю это для того, чтобы уменьшить риск до минимума, – сообщил он.
– Почему он уменьшается?
– В случае каких-либо трудностей мне придется спешить с помощью. Я предпочитаю на всякий случай ждать в зоне F, а не добираться до тебя от самого входа через самую опасную часть лабиринта. Понимаешь? Из зоны F я смогу добраться до тебя быстрее и сравнительно безопаснее.
– А что за трудности у меня могут возникнуть?
– Упрямство Мюллера. Нет никакой причины и резона ему сотрудничать с нами. Он не тот человек, с которым можно легко договориться. Я помню, каким он вернулся с беты Гидры IV. Он не давал нам покоя. Он и прежде не был особенно уравновешенным, но после возвращения стал просто невыносимым, бушевал, как вулкан. Я не осуждаю его за это, Нед. Он имел право быть злым на весь мир. Но он доставлял слишком много хлопот. Как знак дурного предзнаменования. Даже просто пребывание рядом с ним приносит несчастье. Тебе предстоит немало помучиться.
– В таком случае, может, вам лучше пойти со мной?
– Исключено. Если Мюллер даже просто узнает, что я здесь, это все испортит. Ведь это я послал его к гидрянам, не забывай об этом. Поэтому я в конечном итоге виноват в том, что он стал изгоем и очутился здесь, на Лемносе. Думаю, он может даже убить меня, если увидит.
Раулинс содрогнулся от этой мысли:
– Нет! Не смог же он до такой степени одичать!
– Ты его не знаешь. Не знаешь, каким он был. И каким он стал.
– Если Мюллер действительно такой дикий и невменяемый, то как мне завоевать его доверие?
– Ты пойдешь к нему. Искренне, открыто, нисколько не притворяясь. У тебя от природы заслуживающий доверия вид. Скажешь, что ты здесь в качестве археолога. Не дай ему понять, что мы с самого начала знали о том, что он здесь. Случайно узнали, когда на него наткнулся наш робот, – и ты узнал его, вспомнил, поскольку он дружил с твоим отцом.
– Так мне следует упомянуть об отце?
– Обязательно. Представишься, чтобы он знал, кто ты. Это единственный способ. Скажешь, что твой отец умер, что это твоя первая космическая экспедиция. Надо пробудить в нем сочувствие, Нед. Чтобы он стал относиться к тебе по-отцовски.
Раулинс покачал головой:
– Не сердитесь на меня, Чарльз, но должен признаться, что все это мне совсем не нравится. Ведь это ложь.
– Ложь? – Глаза Бордмана запылали. – Ложь то, что ты сын своего отца? И что это твоя первая экспедиция?
– Но я не археолог.
Бордман пожал плечами:
– Так ты хочешь ему сказать, что прибыл сюда на поиски Ричарда Мюллера? И надеешься, что он будет тебе доверять? Подумай о нашей цели, Нед.
– Ладно. Цель оправдывает средства, я знаю.
– Ты серьезно?
– Мы прилетели сюда, чтобы уговорить Мюллера сотрудничать с нами, ибо считаем, что только он может спасти от грозящей нам страшной опасности, – сказал Раулинс безразличным голосом. – Поэтому следует применить методы, какие потребуются, чтобы вынудить его сотрудничать с нами.
– Вот именно. И не надо глупо улыбаться при этом.
– Простите, Чарльз. Но мне неприятно, что придется врать Мюллеру.
– Он нам нужен.
– Я понимаю, Чарльз. Но человек, столько выстрадавший…
– Он нам нужен.
– Хорошо, Чарльз.
– Ты нам тоже нужен, – сказал Бордман. – Сам я, увы, не смогу этого сделать. Если он увидит меня, то наверняка прикончит. В его глазах я наверняка чудовище, как, впрочем, и все, кто имел отношение к этому делу. Но ты совсем другое дело. Тебе он поверит. Ты молодой. Сын его друга. И выглядишь дьявольски добродетельным. Ты можешь достучаться до него.
– Наврать ему, чтобы он дал согласие.
– Прекрати, Нед.
– Продолжай. Что мне делать дальше, после того, как мы познакомимся?
– Постарайся с ним подружиться. Не торопись. Пусть он начнет хотеть, чтобы ты навещал его.
– Но если мне будет плохо рядом с ним?
– Постарайся это скрыть от него. Эта самая трудная часть твоего задания, я вполне отдаю себе в этом отчет.
– Самая трудная – это ложь, Чарльз!
– Это ты так считаешь. Приложи все усилия, разговори его. Дай ему понять, что ты тратишь время, которое должен был бы посвятить научной работе, и что эти болваны, эти сукины сыны, руководители экспедиции, не хотят, чтобы ты имел с ним контакт, но ты его любишь, сочувствуешь ему и для них же будет лучше не вмешиваться. Рассказывай ему как можно больше о себе. Болтай и болтай. Старайся произвести впечатление наивного подростка.
– А надо ли говорить о той враждебной галактике?
– Невзначай. Стоит упомянуть о них, вводя его в курс событий. Но не говори много. Во всяком случае, не сообщай о той угрозе, которую они для нас представляют. И, главное, не проболтайся, что мы в нем нуждаемся, понимаешь? Если он поймет, что мы хотим его использовать, то всему делу конец.
– Но как же я смогу уговорить его выйти из лабиринта, не объясняя, почему мы хотим, чтобы он вышел?
– Об этом я еще не думал, – признался Бордман. – Я дам тебе указания позже, когда ты обретешь его доверие.
– Я понимаю, что вы подразумеваете. Вы хотите вложить в мои уста такую отвратительную ложь, что сейчас даже не решаетесь об этом говорить. Боитесь, что я сразу же откажусь от всего этого дела.
– Нед…