Ночные крылья. Человек в лабиринте

– Вряд ли вы двое присоединитесь к нам, если мы нанесем им ответный удар, а?

– В прошлой жизни, – сказал я, – я был Наблюдателем, и я посвятил всего себя защите этой планеты от их вторжения. Я люблю наших новых хозяев ничуть не больше тебя, и хотел бы, чтобы они убрались отсюда. Но твой план не только не осуществим: он морально ущербен. Простое кровавое сопротивление разрушило бы план Воли, уготованный нам. Мы должны заслужить нашу свободу более благородным способом. Эти испытания ниспосланы нам не для того, чтобы мы могли набить руку в перерезании глоток врагов.

Купец с презрением посмотрел на меня и фыркнул:

– Как же я забыл! Ведь я разговариваю с Пилигримами. Ладно. Забудем. В любом случае я пошутил. Вдруг мир нравится тебе таким, какой он есть, откуда мне это знать.

– Нет, не нравится, – сказал я.

Он посмотрел на Олмейн. Я тоже, ожидая, что она скажет Купцу, что я уже сотрудничал с завоевателями. Но Олмейн, к счастью, промолчала, как будет молчать еще несколько месяцев до того проклятого дня на подходе к Сухопутному мосту, когда, злая на весь мир, она бросит мне в лицо упрек в моем единственном акте малодушия и вероломства.

Расставшись с нашим благодетелем в Марсее, мы переночевали в общежитии Пилигримов и на следующее утро отправились пешком вдоль побережья. И так мы шли, Олмейн и я, по приятным землям, кишащим захватчиками. Мы то брели пешком, то ехали в крестьянской роликовой повозке, иногда даже нас подвозили завоеватели. Войдя в Талью, мы обошли Роум стороной и повернули на юг. И, наконец, подошли к Сухопутному мосту, где нас ждала задержка и между нами вспыхнула ссора, после чего нам разрешили пройти по узкому песчаному языку, который соединяет разделенные озером континенты.

И, наконец, мы добрались до Африка.

4

В наш первый вечер на другой стороне, после длинного и пыльного перехода, мы забрели в грязноватую гостиницу, стоящую на берегу озера. Это была квадратная, практически без окон, побеленная каменная постройка с прохладным внутренним двориком. Большинство постояльцев, как и мы, похоже, были паломниками, но были здесь и представители других гильдий, главным образом Торговцы и Транспортеры. В угловой комнате проживал Летописец, которого Олмейн всячески избегала, хотя и не знала его лично. Просто ей не хотелось вспоминать о своей бывшей гильдии.

Среди тех, кто снимал здесь комнату, был и Перерожденец Бернальт. Согласно новым законам захватчиков Перерожденцы могли останавливаться в любой общественной гостинице, а не только в тех, которые были отведены специально для них. И все же было немного странно видеть его здесь. Мы прошли по коридору. Бернальт робко улыбнулся мне, как будто собрался заговорить снова, но улыбка тотчас погасла, как и свет в его глазах. Казалось, он понял, что я не готов принять его дружбу. Или же просто вспомнил, что законы их гильдии запрещают Пилигримам любое общение с такими, как он. Это требование никто не отменял.

Мы с Олмейн поужинали наваристым супом и рагу. Потом я проводил ее до ее комнаты и уже собрался пожелать ей спокойной ночи, как вдруг она сказала:

– Погоди. Давай проведем наш вечерний ритуал вместе.

– Люди видели, как я вошел в твою комнату, – сказал я. – Если я задержусь в ней, они будут шептаться.

– Тогда мы пойдем к тебе!

Она выглянула в коридор. Ни души: она схватила меня за руку, и мы поспешили в мою комнату.

– Твой звездный камень, вынимай его! – сказала она, закрыв и запечатав за нами кособокую дверь.

Я извлек камень из складок моих одежд. Она достала свой, и наши пальцы сомкнулись вокруг них.

На протяжении всего паломничества этот камень дарил мне утешение. С тех пор, как я в последний раз вошел в транс Наблюдателя, утекло немало времени, но я так и не смирился с утратой этой своей старой привычки. Звездный камень предлагал замену тому экстазу, который охватывал меня в моменты Бдения.

Звездные камни происходят с одной из далеких планет – затрудняюсь сказать, с какой именно – и могут быть получены только путем обращения в гильдию. Камень сам определяет, можете ли вы быть Пилигримом. Ибо он испепелит руку того, кого посчитает недостойным облачиться в одежды пилигрима.

Говорят, что все без исключения вступающие в гильдию Пилигримов с опаской впервые берут в руки камень.

– Когда тебе дали твой, – спросила Олмейн, – ты волновался?

– Еще как.

– Я тоже.

Мы ждали, когда камни подействуют на нас. Я крепко сжимал свой. Темный, сияющий, более гладкий, чем стекло, он светился в моих руках, словно гранула льда, и я чувствовал, как настраиваюсь на воздействие Воли.

Сначала обострилось восприятие всего, что меня окружало. Каждая трещина в стенах древней гостиницы теперь казалась горной расщелиной. Тихое стенание ветра снаружи переросло в резкий вой. В тусклом свете лампы я различал цвета за пределами спектра.