Ночные крылья. Человек в лабиринте

К вечеру я вернулся в свою гостиницу. Олмейн не было в ее комнате. Сервитор сказал мне, что она отсутствовала весь день. Я подождал ее, пока не стало поздно, затем совершил ритуал и лег спать. На рассвете я на миг остановился у ее двери. Та была запечатана. Я поспешил в дом обновления.

9

Обновитель Тальмит встретил меня у входа и по облицованному зеленой плиткой коридору провел к первому резервуару обновления.

– Прошение Пилигрима Олмейн удовлетворено, – сообщил он мне, – и она придет сюда сегодня, но чуть позже.

Это были последние слова о делах другого человека, которые мне предстояло услышать в течение некоторого времени. Тальмит провел меня в комнату с низким потолком, тесную и сырую, освещенную тусклыми каплями рабосвета, в которой витал слабый аромат смертоцвета. Взяв у меня одежду и маску, Обновитель накрыл мою голову тонкой золотисто-зеленой сеткой из какого-то хрупкого металла, через которую он послал ток. Когда же он убрал сетку, мои волосы исчезли, а моя голова была такой же блестящей и гладкой, как кафельные стены.

– Это упрощает установку электродов, – объяснил Тальмит. – Можешь войти в резервуар прямо сейчас.

По пологому пандусу я спустился в резервуар, небольшого размера ванну. Я почувствовал под ногами теплую, мягкую, скользкую грязь. Тальмит кивнул и сказал, что это облученная регенеративная грязь, которая будет стимулировать скорость деления клеток, что должно привести к моему обновлению. Я принял его объяснение. Затем я растянулся на дне ванны, наполненной мерцающей темно-фиолетовой жидкостью, из которой теперь торчала лишь моя голова. Грязь мягко обволакивала меня, ласкала мое уставшее тело. Тальмит возвышался надо мной, держа в руках нечто похожее на клубок спутанных медных проводов, но, как только он прижал их к голой коже моей головы, они сами распутались, и их кончики принялись тыкаться в мой череп, проникая сквозь кожу и кость в изборожденное извилинами серое вещество внутри. Я не чувствовал ничего, кроме легких покалываний.

– Электроды, – пояснил Тальмит, – ищут в твоем мозге центры старения. Мы передаем сигналы, призванные вызвать замедление естественных процессов распада, и твой мозг утратит восприятие направления потока времени. Таким образом, твое тело станет более восприимчивым к стимуляции, которую оно получает от питательной среды резервуара. Закрой глаза. – Он надел мне на лицо дыхательную маску и слегка меня подтолкнул. Мой затылок соскользнул с края ванны, и я выплыл на ее середину. Тепло усилилось. Я смутно слышал булькающие звуки. Я представил черные сернистые пузыри, поднимающиеся из грязи и сквозь жидкость, в которой я плавал. Я представил, что жидкость приобрела цвет грязи. Дрейфуя в безбрежном море, я лежал, смутно осознавая, что по электродам течет ток, что-то щекочет мой мозг. Я чувствовал, что погружен в грязь и в то, что вполне могло быть амниотической жидкостью. Откуда-то издалека доносился низкий голос Тальмита-Обновителя. Он призывал меня вернуться в юность, уводил назад, прокручивал передо мной десятилетия моей жизни.

Во рту ощущался привкус соли. Я вновь пересекал Земной Океан, отбивался от пиратов, защищал от их насмешек и посягательств мои приборы для наблюдения. Я вновь стоял под палящим солнцем Агюпта, я впервые встретился с Авлуэлой. Я снова жил на Палаше. Я вернулся в место моего рождения на западных островах Затонувших Континентов, где раньше был Юса-Амрик. Я во второй раз увидел, как пал Роум. Обрывки воспоминаний проплывали сквозь мой размягченный мозг. Последовательности, нормального хода событий не было. Я был ребенком. Я был усталым стариком. Я был среди Летописцев.

Я посетил Сомнамбулистов. Я видел, как принц Роума пытался купить глаза у ремесленника в Дижоне. Я заключил сделку с прокуратором Перриса. Я схватился за ручки моих приборов и вошел в состояние Бдения. Я ел сласти из далеких миров. Я втягивал в ноздри весенние ароматы на Палаше. Я по-старчески зябко ежился от зимнего холода. Я плавал в бушующем море, жизнерадостный и счастливый. Я пел; я плакал; я сопротивлялся искушению. Я поддавался искушениям; я ссорился с Олмейн; я обнимал Авлуэлу. Я переживал мелькающую смену ночей и дней, пока мои биологические часы то начинали обратный отсчет, то вновь ускорялись. Меня окружали иллюзии. С небес падал огненный дождь; время неслось в нескольких направлениях. Я делался то маленьким, то огромным. Я слышал голоса, звучавшие оттенками алого и бирюзового. В горах пульсировали вспышки музыки. Биение моего сердца было подобно раскатам грома. Я был пойман в ловушку ударов моего мозгового поршня, мои руки были прижаты к бокам, чтобы я занимал как можно меньше места и он мог таранить меня снова, и снова, и снова. Звезды пульсировали, сокращались, таяли.

Авлуэла мягко сказала:

– Мы обретаем вторую молодость благодаря благосклонным импульсам Воли, а не благодаря нашим отдельным добрым делам.

Олмейн сказала:

– Какая я теперь гладкая!

Тальмит сказал:

– Эти колебания восприятия означают лишь растворение желания к самоуничтожению, которое лежит в основе процесса старения.