Нормандский гость

— Ни к чему нам запугивать друг друга, герцог, — ответила на это Беатриса. — Ваши корни и мои в одной земле. Мой брат — Робертин, и он предан королю не только как сеньору, но и как всякий франк — своей родине. Могу ли я, его сестра, думать иначе и замышлять измену против короля, а значит, против Гуго! Поступи я так — и нет мне оправдания. Даже смерть не смоет с меня вину. Что же до остального, то вы и сами знаете, сколько бедствий нашему народу принесли изнурительные войны между двумя державами — Франкией и Германией. И я согласна с Гуго и Феофано, что пора положить этому конец, клянусь кровью Христа! О мире между двумя державами радеет и папа. Клюнийская реформа[5] затрагивает не только жизнь монастырей, «чёрные монахи» Иоанна ратуют за всеобщий мир. Провоцируя войну с империей, Людовик рискует подвергнуться отлучению. Заметьте себе, речь идёт не о междоусобных войнах, истребить которые, увы, не представляется возможным.

— Я напомнил франкскому королю о клюнийских монахах. Это был мощный козырь.

— Значит, вы согласны со мной, иначе вам не удалось бы уговорить Людовика. Понимаете теперь, что я вполне искренна?

— Я рад, что не ошибаюсь в вас и между нами нет ни лукавства, ни вражды, — сказал Карл и поцеловал руку герцогине. Она улыбнулась.

— А ведь вы даже не знаете, герцог, кому я собиралась отвести роль обольстительниц юного короля, коли ваша миссия провалилась бы.

— Вы говорили о двух дочерях короля Бургундского Конрада.

— Одна из них — племянница императрицы Адельгейды.

— Недурная партия. Его величество был бы польщён.

— А во втором случае, думаю, поначалу обескуражен.

— Ваша избранница столь безобразна? Лицом — вылитая фурия?

— Ничуть. Она даже превосходит красотой первую.

— Что же тогда могло бы смутить Людовика?

— Только то, что она его двоюродная сестра и ваша племянница.

— Как! Младшая дочь Матильды? — обрадованно воскликнул Карл. — И она здесь, в этом замке? Так зовите её скорее сюда, ведь мы не виделись столько лет!

Герцогиня тотчас велела привести к ней обеих сестёр.

Глава 8. В плену родства

Первой вошла Герберта, следом Гизела. И уже по одному этому стало ясно, которая из них кузина короля франков. Карл Лотарингский сразу же понял это, хотя не узнал племянницу и стоял растерянный, глядя на неё и не зная, с чего начать разговор. Но она сама пришла ему на выручку, с любезной улыбкой шагнув навстречу:

— Боже мой, дядя Карл! Вы что же, не узнаете меня? — и, подойдя, поцеловала его в щёку, чуть привстав на цыпочках.

— Да и не мудрено, племянница, — оправдываясь, заговорил герцог, — прошло, наверное, лет десять...

— Одиннадцать, дядя, — уточнила Герберга. — Это было, когда вы с братом, Ренье и Ламбером отправились в Лотарингию отвоёвывать Эно у графа Годфруа. И мне тогда тоже было одиннадцать. Больше мы не виделись. Поэтому я от всей души прощаю вас.

— И какая же ты стала теперь! — восхищённо протянул Карл, разглядывая племянницу. — Вытянулась, похорошела, красавица хоть куда, не устоять ни одному мужчине.

Он выразительно взглянул на Беатрису.

— А вот вы совсем не изменились, — с улыбкой продолжала Герберга, — наверное, поэтому я сразу и узнала вас. Впрочем, всё же постарели: на висках несколько седых волосков.

— Это от забот, моя дорогая, — ласково ущипнул её за щёку Карл. — Но ты не одна, Герберга? — и он перевёл взгляд на Гизелу, безучастно наблюдавшую сцену свидания родственников. — Не ошибусь, если скажу, что это твоя сводная сестра?

— Ну конечно же! — бойко подтвердила Герберга. — Ведь герцогиня Беатриса сказала вам, не правда ли? Гизела старшая дочь короля Бургундского и, между прочим, племянница самой императрицы.

Гизела подошла и вежливо поздоровалась с герцогом.

— Я слышал о вас и вашем муже, — сказал ей Карл Лотарингский. — Мне очень жаль, что Генрих отсидел столько лет в заточении. Я рад, что он наконец на свободе и вы снова вместе.

— И я рада, герцог, поверьте, что и вам удалось выбраться из темницы, которая зовётся Брюсселем. Честное слово, при дворе франкского короля вы будете в большем почёте и окружены вниманием знатнейших женщин королевства. Тогда станет ощутимой разница между Брюсселем и Ланом.

— Я её уже ощутил, герцогиня; выводы явно не в пользу Нижней Лотарингии.

— Скажите, дядя, а где же ваш спутник? — задала наконец Герберга давно вертевшийся у неё на языке вопрос.

— Мой спутник?

— Ну да, мы видели вас из окна с каким-то Голиафом.

Карл рассмеялся, переглянувшись с Беатрисой.

— Этот человек совсем недавно стал моим другом, — сказал он племяннице, — поэтому рассказывать о нём я ничего не буду. Скажу только, что он норманн. Викинг. Ты ещё успеешь познакомиться с ним.

— А куда он подевался?

— Ушёл на конюшню выбирать себе лошадь.

— Ах, так...

— А теперь мы оставим герцогиню Беатрису, ведь ей вовсе не интересно слушать наши семейные тайны... — Карл взглянул на хозяйку дома, словно надеясь на её согласие с таким решением, — ... и ты расскажешь мне, как жила всё это время, — продолжал он, взяв племянницу под руку, — а потом я расскажу о себе.