Нормандский гость

— Неужели? — и Эмма звонко рассмеялась. — Ну а если двумя? Вероятно, тогда вы подняли бы лошадь вместе со всадником и забросили в ближайшие кусты?

— Признаюсь, именно такое желание и возникло у меня поначалу.

— Что же вас остановило?

— Только то, что мне пришлось бы при этом покалечить бедное животное. А ведь мне так нужен был конь!

Присутствующие дружно рассмеялись. Королева же лишь цвела улыбкой, источая глазами безграничное любопытство, смешанное с восхищением.

Можер не знал уже, куда от неё прятать взгляд. Ему казалось, что Эмма буквально пожирает его глазами, и он молил бога, чтобы кто-нибудь разрядил обстановку, сказав что-либо, не относящееся лично к нему. Вероятно, уловив это желание в его взгляде, королева-мать сама пришла ему на помощь:

— У нас с вами ещё будет время побеседовать, не так ли?

Вы расскажете о вашей родине, вашем дворе и славном отце герцоге Ричарде, с которым мой сын и герцог франков большие друзья.

Можер, едва наклонив голову, прижал руку к груди.

— Теперь вы, — королева обратила взгляд на Карла Лотарингского. — Расскажите нам о вашем путешествии. Если забудете что-то, ваш спутник поможет вам вспомнить, — она улыбнулась нормандцу. — Но давайте присядем, не стоять же нам всё время. Диван достаточно широк.

Они уселись все вчетвером (в те времена это ни у кого не вызывало удивления), и герцог поведал о том, как прошло путешествие и чем закончилась их миссия.

По окончании рассказа королева-мать поднялась с места, за ней остальные.

— Что ж, всё к лучшему, не правда ли, сын мой? — Эмма, попытавшись искренне улыбнуться, бросила взгляд на Людовика. Однако улыбка получилась жалкой. Слишком хорошо помнила ещё королева-мать гнев юного короля, когда тот обрушился на неё, уличив в близких отношениях с императорским двором и подозревая в любовной связи с епископом Асцелином. И это при живом-то муже! Изгнанная, она нашла приют у Гуго. Тот, узнав о предстоящих мирных переговорах от сестры, сразу же отправившей к нему гонца, немедленно примирил мать с сыном. Примирение состоялось, но на лицах участников обеих сторон всё ещё читалась недавняя вражда.

— Во всяком случае, не ваша в этом заслуга, — дерзко бросил матери в лицо Людовик. — Улыбнитесь лучше вашему деверю. «И герцогине Беатрисе» — добавил бы он, но не знал, что нити инициативы исходят от неё.

Лицо Эммы пошло пятнами. Она попыталась спрятать от всех — в любом направлении — свои глаза. На помощь ей пришёл Карл.

— Не сердитесь на короля, государыня, — проговорил он, подходя к ней, чтобы перехватить её взгляд и заставить улыбнуться естественнее. — Всему виной наша давнишняя вражда с Германией. Брат продолжил дело нашего отца; ничего удивительного, что сын пошёл по тому же пути. — Он повернулся к Людовику. — Будь я на его месте, поступил бы так же. Предать дело отца — это ли не низость, не позор для франка?

— Благодарю вас, дядя, — растроганно проговорил юный король, — кажется, вы один понимаете меня и целиком на моей стороне.

— Однако времена меняются, и то, что годилось совсем недавно, сегодня способно вызвать лишь недоумение, — и Карл выразительно посмотрел на герцога франков.

— Его величество прекрасно понимает это, — с лёгким поворотом головы в сторону Людовика продолжил за Карла Гуго. — Руководствуясь наставлениями мудрого советника, — он бросил взгляд на Карла, — а также сообразуясь с мнениями знатных людей королевства, он будет проводить мирную политику, направленную на благо и процветание Франкии.

— Смею надеяться также, что он будет впредь слушать свою мать, почитать её и любить как прежде, — добавила Эмма, пользуясь случаем.

Людовик поморщился. Потом хмуро поглядел на всех из-под бровей и пробурчал:

— Кажется, в дальнейшем я буду править, сообразуясь с мнением нынешнего триумвирата? Но я король, — повысил он голос, — и должен всё решать сам!

— На то вы и правитель, помазанник божий, — успокоил его Гуго. — Наша же роль сводится лишь к исполнению ваших указов и помощи мудрым советом, коли явится тому необходимость.

— Так вот, я решил казнить Адальберона в назидание другим, дабы не смели идти против воли короля. Что скажете на это? Я спрашиваю вас троих, нормандец не в счёт.

Никто не проронил ни звука. Однако украдкой все трое переглянулись. Эмма не смела подать голос, боясь обострения и без того не слишком тёплых отношений с сыном. Карл молчал, помня о своём пока ещё не сильном влиянии на племянника и о первом их разговоре, когда уже велась об этом речь. Оставался Гуго. Он и попробовал возразить:

— Адальберон — архиепископ, влиятельнейшее лицо в королевстве, и на его измену вашему отцу можно было бы закрыть глаза, помня о его былых заслугах во славу Церкви и государства. Казнь столь сильной фигуры, которой благоволит Рим, может взбудоражить умы и вызвать недовольство папы, что приведёт к бунту Церкви против вас, государь.

— Ах, так! — король в ярости топнул ногой. — Тогда к чёрту это мирное соглашение, раз вы сразу суете мне палки в колеса! Выбирайте: либо Адальберон, либо империя! Или я срублю ему голову, или миру не быть!