Новгородские былины

Павле Покрайчич приехал посмотреть на сестру двух братьев, а они его смертельно ранили и отнесли в его дом. Павле посылает свою сестру за их сестрою и прощается с ней[162].

Митар продал коня и купил свирель, чтоб играть каждый вечер у ворот белой Райны. На звуки свирели из ворот вышла не Райна, а ее четыре милых брата. Они схватили Митара, отвели в лес и погубили. В воскресенье на всех девушках белые платья, а на белой Райне — черное. Навстречу ей идет старая мать Митара и проклинает ее[163].

Девять братьев зазвали милого их сестры к себе в гости и, послав сестру за вином в погреб, зарубили его[164]. Девять братьев увидели в праздник у молодца вышитый их сестрой платок и погубили его[165]. Девушка любит молодца, но опасается своих братьев: они у ворот стоят, ножи держат и ждут, чтоб порубить ее с милым на кусочки, самые маленькие кусочки, что муравью ноша[166]. Заметив, что молодец конем играет и их сестру преследует, братья хватают молодца и сажают в темницу на три года[167].

Павел ехал лесом зеленым, лес Павла тихо спросил: «Женат ли ты, Павел, или нет?» — «Не женат и не женюсь, пока не возьму девушку Марийку, сестру девяти братьев». Это услыхали Марийкины братья, сделали башню из кремня и двери из олова, заперли сестру. Сидела Марийка девять лет, соткала девять рубашек, а десятую спереди вышила. И тогда сказала: «Загреми, небо, громами, ударь молниями, разбей эту башню из кремня, разломай двери из олова, чтоб увидела я любимого Павла: все ли еще ездит на сером коне, все ли еще носит саблю и шапку набекрень!» Услыхали это Марийкины братья, отдали ее за Павла, а она им подарила по рубашке[168].

С полудня девушка расплакалась, да было бы из-за чего, а то не из-за чего: проехал мимо один молодец, сорвал у девушки с головы пестрый венок. Закричала девушка что было мочи: «Где вы, мои девять братьев? Где бы вы ни были, будьте здесь, поле и лес сетями окружите, поймайте этого молодца!»[169] Было у Яны семь братьев, и все они охотники, на охоту ходили и поймали славную добычу — парня «сѣ́рбянче». Из жалости его не погубили, из милости его к себе привезли, своим шурином сделали — женили на Яне.

Полагаем, что этих примеров достаточно для того, чтобы говорить об общеславянском характере эпического отношения между братьями, их сестрой и претендентом на нее[170]. В нем первоначально отразились времена, когда в пределах «рода-племени» (одной этнической единицы) все люди одного поколения считались между собой братьями и сестрами. Им запрещались взаимные браки и вменялось искать себе суженую (суженого) в другом «роде-племени». Судя по сравнительному материалу других народов мира, ибо у славян, кроме обряда умыкания, эти брачные установления вживе не сохранились, обычно два или четыре «рода-племени» были связаны между собой договоренностью отдавать своих девушек в жены и получать чужих. Однако бесконечные миграции славян, неизменно сопровождавшиеся военными столкновениями, постоянно приводили к нарушению и разрыву связей между «родами-племенами», а необходимость поиска женщины за пределами своего «рода-племени» естественно создавала различные конфликтные ситуации, когда «братья» защищали свою «сестру» от нежелательного, по их мнению, чужака. Эти ситуации по мере их обобщения и отражались в песнях и сказках, благодаря чему создавалась преемственность в передаче норм народного быта.

Начало процесса названных брачных установлений, возможно, восходит к далеким временам древнеевропейской общности, когда славяне и германцы еще не совсем разделились. Во всяком случае, в письменном эпосе германцев обнаруживаются сходные со славянскими, но иные и, пожалуй, эволюционно более поздние ситуации: в «Старшей Эдде» Гудрун мстит своему мужу Атли за убитых братьев, в «Песне о нибелунгах» Кримхильд мстит братьям за смерть своего первого мужа Зигфрида.

Постепенно кодекс брачных установлений переносился с «рода-племени» на большую («патриархальную») семью, социально-этническое значение которой — особенно на Балканах — сохранялось вплоть до последних десятилетий. Это обстоятельство как способствовало удержанию в народной памяти соответствующих фольклорных произведений, так и вело к постоянным их переработкам по мере изменения общественно-исторических условий.