Ныряя в синеву небес, не забудь расправить крылья

– Ты еще увидишь их, я покажу тебе. Это редкие птицы, но сила их столь могущественна, что одна крупица их пепла способна устранить проблему даже в самом несовершенном лекарстве. Взять пепел может не каждый. Он очень ценный и редкий по причине людской жестокости и жадности. Было время, когда за фениксами вели охоту, истребляя их целыми стаями, забивая насмерть и сжигая. Именно поэтому его величество ввел ограничительный закон на забор пепла этих птиц. Только члены императорской медицинской академии могут использовать его в своих лекарствах.

Перевернув страницу, Лю Синь аккуратно провел пальцами по прекрасной огненной птице на фоне золотого солнца.

Глава 48. Человек

Следующие два дня в Яотине шел мокрый снег.

Взяв промасленный зонтик персикового цвета с нарисованными на нем двумя цветущими ветвями, Лю Синь направился в «Хмельной соболь».

Прикупив по дороге из лавки лекаря пару коробочек со сладостями для Ма Жуши, Лю Синь поспешил на улицу, где теперь жили все его друзья.

Они знали о переезде юноши, но все никак не могли найти время, чтобы навестить его.

Целыми днями Лю Синь работал с Сяо Вэнем над созданием Бедового льва. А ближе к ночи в «Хмельном соболе» собирались все городские торговцы, лишая владельцев возможности насладиться компанией друг друга и провести вечер так, как им хочется.

Предыдущий хозяин таверны и самой большой в городе винодельни – дядя Шуя Ганъюна спешно покинул город в первые дни, свалив все дело на плечи племянника.

Сам Шуя Ганъюн не жаловался, ведь от дяди все равно было мало толку. Тот только и делал, что снабжал дома куртизанок бесплатным вином за возможность полюбоваться их ножками и послушать комплименты о своей щедрости.

Когда Шуя Ганъюн стал главным в теперь уже своей таверне – отдавать ее обратно дяде он и не думал, – порядки здесь также изменились.

Если раньше Шуя Ганъюн лишь номинально числился владельцем, не смея всерьез причинять вред посетителям, которые отказывались платить или дебоширили, то теперь на правах хозяина мог спокойно пустить в дело свой веер со стальными лезвиями.

Лю Синь уже видел в этой самой таверне и в городе несколько человек с рваными шрамами на лице. Попритихшие, они смирно пили свое вино, лишь изредка вступая в перепалки.

Веер тот, кстати, тоже претерпел изменения: ранее его украшала похабщина и брань, а теперь на нем красовались персики и сливы, запах которых витал на втором этаже.

С легкой руки Ма Цайтянь преобразились не только жилые помещения в провонявшей вином таверне, но и сам хозяин.

Едва заметив ее, Шуя Ганъюн враз прятал стальные лезвия как в веере, так и во взгляде, обнажая их в сторону тех, кто смел сказать в ее адрес хоть одно неугодное слово.

Парочку таких особо языкастых он чуть не прикончил, когда те, завидев в таверне лишь тень помощницы Дун Чжунши, стали выкрикивать в адрес женщины оскорбления и ругательства.

Услышав со второго этажа, как Шуя Ганъюн на языке веера объясняет, что с ней так обращаться нельзя, Ма Цайтянь не сдержала улыбку и в тот же вечер позволила им двоим наконец избавиться от ненужной теперь ширмы, прикрывающей чувства.

Никто из их друзей слепым отнюдь не был, а Го Тайцюн так и вовсе вел себя в отношении Шуя Ганъюна прямолинейно и бестактно.

Схватив его за ухо, Го Тайцюн на следующий же день напился с ним вместе, объясняя правила поведения с женщинами, ведь Шуя Ганъюн всю свою жизнь рос в окружении одних только жадных до денег куртизанок да ушлых торговцев.

Ма Жуши, при виде матери и новоиспеченного опекуна, только закатывала глаза. Те все не решались рассказать ей, что теперь вместе. Однажды девочка просто забралась на табуретку, пытаясь дотянуться до коробки с вышивкой, и произнесла, чуть надув губы:

– Цзифу[50], помоги.

Шуя Ганъюн несколько раз растерянно моргнул, думая, что ему показалось, но тут же достал ей коробку. Спрыгнув с табуретки, Ма Жуши, не глядя на него, важно прошла мимо, сунула в рот очередной танхулу, которые он часто покупал ей, и вновь сказала:

– Спасибо, цзифу.

В тот же вечер Шуя Ганъюн, с не сходящей с лица улыбкой, разрисовал веер нежными цветами вишни и подарил Ма Жуши под ярко сияющим взглядом Ма Цайтянь.

Думая о том, сколь многое пропустил за эти два с небольшим месяца, Лю Синь свернул на улицу, где находился «Хмельной соболь». Он почти дошел до таверны, как вдруг увидел толпу смеющихся городских стражников.

Их ранее сияющая светло-голубая форма утратила свой лоск, зато на лицах появились гадливые улыбки. С ними-то стражи и смотрели на Го Тайцюна, стоящего чуть поодаль с самодельным копьем.

Воины, смеясь, показывали друг другу приемы, которые Го Тайцюн пытался повторить. Он был настолько сосредоточен на своей тренировке, что даже не замечал: это представление организовано исключительно для него одного, и он отнюдь не зритель.

Слыша едкие комментарии о техниках друга, Лю Синь прошел через толпу стражников, задев нескольких из них плечом и стряхивая скопившийся на зонтике мокрый снег в их сторону. Холодные капли вмиг стерли глумливые усмешки с лиц нахалов.