родного брата и сами удалили себе раненый глаз?»
- Я, - согласился Датэ.
- Почему тогда «будущий»? – удивился Масато.
- Потому что ее еще надо завоевать. С вашей помощью, - Масамунэ протянул белокурому
юноше руку и тот, не колеблясь, пожал ее.
- Смотрите, - вдруг сказал Масато, взглянув в окно, - вишня расцвела.
- Пойдемте, - Датэ указал на дверь, - полюбуемся садом, поговорим.
Оставшись один, Токугава задумчиво потер подбородок и пробормотал: «Только того, кто
умеет ждать, можно назвать сильным. А этот, Масато, - даймё усмехнулся, - умеет, хотя и
молод».
Даймё вышел на деревянную, прохладную террасу и посмотрел на вишни – розовые, нежные
лепестки чуть трепетали под теплым ветром с запада.
Эпилог
Калифорния, лето 1590 года
Федосья, взяв за руку Марфушу, водила ее по мелкой, теплой воде. Девочка пошлепала
смуглыми ножками, и, подняв голову, спросила: «Данилка где?».
Женщина улыбнулась – дитя начало бойко болтать, как раз той осенью, когда их каяк уже
добрался до островов на восходе солнца. Арлунар вздохнув, погладил дочку по голове: «Ну,
пусть уж на твоем языке говорит, а как я тебя с сыном на юг провожу – так мы с ней
вернемся, и тут жить будем».
- Не опасно тебе здесь? – озабоченно спросила тогда Федосья.
- Нет, - шаман чуть улыбнулся. «Язык тут похож, но люди это не наши. Но люди хорошие,
сама, же видишь».
Федосья закрыла глаза и подставила лицо солнцу – тут было совсем тепло. Берег был
мелкого, белого песка, в отдалении, на холмах, поднимался сосновый лес, волны легко
шумели, и она ответила, присев, поцеловав девочку в мягкую щечку: «Охотятся с отцом
твоим, а мы давай ракушек соберем, хорошо?»
- Хорошо, - чуть картавя, ответил ребенок и добавил: «А потом купаться!»
- Какая ж ты красивая, - искренне сказала Федосья, когда они уже подошли к обросшим
ракушками камням.
Девочка была в мать – изящная, хрупкая, с длинными, мягкими черными волосами и
темными, миндалевидными глазами. Марфуша посопела носиком и вдруг сказала, подняв
голову: «Ты тоже, мама!»
Оставив сплетенную из травы сетку с ракушками на берегу, женщина пощекотала дитя и
сказала: «Водичка, какая хорошая, пойдем, поплещемся!»
-Вот так, - сказал Арлунар, положив руки ребенка на маленький лук. Данилка отбросил со
лба темно-русую, играющую бронзой прядь, и выпустил стрелу. Она вонзилась прямо в грубо
нарисованную углем на стволе мишень.
- Молодец, - улыбнулся шаман и велел, медленно подбирая слова: «Ну, беги, доставай, еще
постреляем. Птицы у нас на ужин есть уже, - он похлопал по висящей на плече связке.
- Какие тут деревья большие! – закинув голову, сказал Данилка. «В небеса уходят. Там мой
папа, - добавил ребенок, чуть погрустнев, - на небесах». Он вынул стрелу и повернулся к
шаману: «А почему ты не хочешь быть моим папой? Ты меня не любишь?»
- Люблю, - ответил Арлунар. «Но у тебя есть своя земля, а у меня – своя».
- Мне тут нравится, - хмыкнул Данилка, вдохнув запах нагретой солнцем хвои. «Давай
останемся»
- Ты поплывешь со своей мамой на закат, у тебя там большая семья, - улыбнулся шаман, - а
я с Миа вернусь туда, - он махнул рукой на север.
-А у меня еще будет отец? – серьезно спросил ребенок, натягивая тетиву.
-Конечно, - уверил его Арлунар и, увидев, как колеблется оперение, ласково проговорил: «Ты
удивительно меткий мальчик, станешь отличным охотником».
Данилка покраснел и пробурчал: «Я смогу и лучше, как вырасту».
Корабль, распустив паруса под легким южным ветром, медленно дрейфовал в виду берегов.
- Скучно тут, - хмыкнул кто-то из команды, прищурившись, рассматривая белую, далекую
полоску. «Песок и сосны, больше ничего нет. И людей мы с Мексики не видели, в горах
прячутся, наверное. Однако интересно, что там, на севере».
- Мы продвинулись дальше, чем экспедиция Кабрильо, почти полвека назад, - хмыкнул
капитан, рассматривая карту. «Они остановились на сороковой широте, а мы, судя по
утренним измерениям, уже на сорок третьей. Надо было, кстати, зайти в тот залив, что мы
видели севернее тридцать восьмой широты – из него может выйти хорошая гавань».
- Ну, а тут уже уединенных заливов нет, - рассмеялся помощник. «Сами видите, галеонам,
что идут из Манилы с грузами, будет нигде не спрятаться»
Капитан пригладил золотистые, чуть побитые сединой на висках волосы, и, распрямившись,
ответил: «Ну, а кто у них остался? Рэли впал в немилость у этой протестантской сучки, а
Ворон, - он усмехнулся, - вышел в отставку и сидит в Амстердме, говорят».
- Дрейк стар, - помощник почесал в голове, - он сюда больше не сунется, плавает только на
Карибах, зато вот эта парочка..., Кавендиш и его первый помощник...
- Яблочко от яблони, - нехорошо улыбнулся капитан. «Говорят, Николас Кроу после каждого
расстрелянного им корабля рисует на борту «Желания» силуэт ворона. Ему еще
девятнадцати не исполнилось, он два года всего на морях, а таких воронов там уже – за
десяток перевалило. Ну, мы с младшим Кроу еще поквитаемся, обещаю вам.
- На берегу, кто-то есть, - сказал помощник, вглядываясь в бирюзовое, спокойное
пространство воды.
Капитан потянулся за странным, продолговатым предметом. «За этой вещью будущее, - он,