o c24ec28d571a6d65

вдруг сказал: «Вы ведь так молоды, мадам. Сколько вам лет?»

- Двадцать три, - глубоко вздохнула Тео.

-Я очень, очень вам сочувствую, - сказал капитан и протянув ей белоснежный, льняной

платок, добавил: «Пойдемте. Вам надо хорошенько выспаться и вкусно поесть, и все

наладится. Правда, мадам Тео».

Она наклонилась над детьми, ласково шепча что-то, и Вискайно вдруг подумал: «Да, так

будет хорошо. В конце концов, мне уже сорок два, пора осесть на одном месте. Только все

надо сделать быстро – иначе она придет в себя, и потом сложностей не оберешься.

Придется ухаживать, уговаривать, - зачем терять время?».

Она проснулась, почувствовав, что одного из детей рядом с ней нет. Даниэль спокойно

дремал, разметавшись на узкой, высокой кровати. Тео медленно поднялась, придерживая на

груди простыню.

В темноте каюты голубые глаза Вискайно отливали серебром. Марта, которую он держал в

руках, вдруг пробормотала: «Мама!».

- Отдайте мою дочь, капитан, - потребовала Тео.

- Я так и думал, - Вискайно, усмехнувшись, распахнул ставни, и подошел к ним. «Тут глубоко,

мадам, открытое море. Стоит мне разжать руки..., - он не закончил.

- Нет! – Тео бросилась к нему. «Все что угодно, только не убивайте ее!».

- Вы же понимаете, мадам, - задумчиво сказал Вискайно, - что я могу выбросить обоих ваших

детей вон, и отдать вас команде. До Акапулько почти месяц пути, выдержите, а потом они

вас тоже утопят».

- Вы могли бы сделать это там, на берегу, - злым шепотом ответила женщина. «Для чего

было разыгрывать всю эту комедию!»

- Ах, мадам, - вздохнул Вискайно, - я ведь тогда не знал, что это – ваша дочь. А теперь знаю.

И, раз уж вы раздвинули ноги для того дикаря, то, боюсь, вас больше никто не позовет в

жены.

Но ваш секрет останется со мной. Скажем, что вы подобрали индейскую девочку-сироту, это

благородный, христианский поступок.

- Скажем? – медленно проговорила Тео.

-Ну, конечно, - удивился Вискайно, - вы ведь, мадам, выбирайте – либо мы повенчаемся в

Акапулько, либо ваши дети, прямо сейчас, окажутся на дне океана, а вас ждет веселый

месяц, который вы проведете, лежа на спине. Мои матросы давно не пробовали женщину,

мадам.

Тео устало молчала, комкая в длинных пальцах тонкую льняную ткань.

- И я обещаю, - добавил Вискайно, - что стану хорошим мужем, и хорошим отцом вашим

детям. Обоим, - улыбнулся он.

- Дайте мне дочь, - вздохнув, попросила Тео.

- Конечно, счастье мое, - Вискайно поцеловал Марту, и, передавая ее женщине, мягко

сказал: «Меня зовут Себастьян. Спокойной ночи, милая Тео, сладких тебе снов».

Через месяц они обвенчались в кафедральном соборе Акапулько.

Пролог

Амстердам, январь 1591 года

Девочка , водя по строчкам пухлым пальчиком, высунув язык, читала по слогам: «То-ра ци-ва

ла-ну Мо-ше, - она прервалась и, шумно вздохнув, горестно сказала: «Тут сложно, папа,

помоги».

- Мо-ра-ша ке-хи-лат, - мягко продолжил отец.

- Дальше я сама, я знаю, - оживился ребенок, и закончил, торжествующе улыбаясь: «Я-а-

ков».

- Ну вот, - Степан улыбнулся, - видишь, какая ты молодец. «Теперь скажи мне, что это

значит».

Дочка задумалась, подперев нежную щечку рукой, и, наконец, накрутив на палец каштановый

локон, неуверенно сказала: «Тора, которую заповедовал нам Моше, на-на…

- Наследие, - помог отец.

- Да, - обрадовалась Мирьям. «Наследие общины Яакова, вот. Это значит, что Тора – она

для всех нас».

- Правильно, - Степан снял ее с колен и, прислушавшись, сказал: «Ну, беги, детка, помоги

маме с обедом, а то ко мне ученики пришли».

Мирьям открыла дверь кабинета, и, свысока глядя на мальчиков, - их было трое, каждый лет

семи-восьми, - выпятив губу, сказала: «Можете проходить».

- Опять ты задаешься, - пробормотал ей кто-то вслед. Девочка, обернувшись, высунула язык,

и поскакала через две ступеньки вниз, на вымощенную плиткой, большую, чистую кухню.

Внутри, - она повела носом, - пахло тестом и корицей.

- Булочки! – обрадовалась Мирьям.

- Сначала вымыть руки, - строго велела ей мать. «И не забыть о благословении».

- А ты сегодня куда-нибудь пойдешь? – грустно спросила дочь, глядя на то, как Эстер

разделывает курицу.

Эстер улыбнулась: «Ну, детка, ты же знаешь - младенцы не спрашивают, когда им появиться

на свет. Если меня не будет, папа тебя уложит».

Мирьям слезла с табурета и потерлась носом о холщовый фартук матери. «Вырасту, буду

как ты».

Эстер наклонилась и поцеловала дочь в теплую макушку: «Главное, - чтобы ты была

счастлива».

- Рав Авраам, - умоляюще сказал кто-то из мальчиков, когда они уже собирали в мешки свои

книги и тетрадки, - а на лодке?

- Пожалуйста, - раздалось общее нытье, и Степан, поднявшись, строго сказал: «Без шапок и

рукавиц никого не пущу. Зима хоть и теплая, а все равно – на воде зябко».

Бот, - маленький, легкий, - покачивался на канале прямо у дома, - так, что из двери можно

было шагнуть на палубу.

- Парус поднимать не будем, - распорядился Степан, - все равно ветра почти нет. Садитесь

на весла, и не забывайте меняться.

Он посмотрел на румяных от легкого мороза мальчишек, и вдруг вспомнил, как выходил с

близнецами в море, в Грейт-Ярмуте, еще давно.