o c24ec28d571a6d65

держись у меня в кильватере. Если разбросает штормом – место встречи ты знаешь».

Он посмотрел на то, как юноша ловко карабкается вверх и, улыбнувшись, велел матросам:

«А теперь быстрее домой, а то я что-то соскучился».

Ворон поставил шкатулку с письмами на стол и сказал первому помощнику: «Давайте,

мистер Гринвилль, я первую вахту сегодня постою, все же давно я этого не делал, хоть мне

отсюда до Нового Света дорога наизусть знакома – но все же».

Гринвилль улыбнулся и осторожно спросил: «Сэр Стивен, тут команда спрашивает – вы

надолго на моря вернулись?».

- Если повезет, мистер Гринвилль, то я надеюсь тут умереть, - хохотнул Ворон и, не

оглядываясь, стал подниматься по темному, узкому трапу наверх - в свежий ветер и сияние

заката.

Якорные цепи загремели, он положил руку на румпель, и сказал: «Ну, с Богом». Паруса

медленно поднимались, «Святая Мария» чуть заскрипела, и Ворон с радостью

почувствовал, как подчиняется ему корабль. «Вот все бы так слушались, - усмехнулся он, и,

обернувшись, увидел, как «Желание» становится ему в кильватер.

-Молодец мальчик, - подумал Степан. Гавань удалялась от них, и, смотря на ласковое,

поблескивающее золотом, море, он прошептал:

Выходящие на кораблях в море, работники на водах великих,

Те видели творения Господа, и чудеса Его в пучинах:

И воззвали они к Господу в беде своей, и Он из бедствия их вывел.

Сменил бурю тишиною, успокоил волны.

Радовались они покою, тому, что привел Он их к цели желанной.

«Святая Мария» и «Желание» шли на юго-запад, туда, где солнце уже опускалось за

горизонт – пока их белые паруса не слились с медленно темнеющим небом.

Пролог

Мексика, январь 1594 года

Высокий, стройный, русоволосый мальчик положил шлюпку в галфвинд и, озабоченно

оглянувшись, спросил: «Папа, я все правильно делаю?»

Вискайно, сидя на корме, посмотрел, как играют бронзой на солнце волосы сына, и, ласково

ответил: «Ну конечно, Дэниел, вот так и держи ее, и мы пришвартуемся там же, откуда

уходили».

В зеленовато-голубых глазах ребенка заиграли искорки смеха и Дэниел сказал: «Жалко, что

мы уезжаем. Тут красиво, - он поглядел на белые, с черепичными крышами домики

Акапулько, на колокольню кафедрального собора и спросил: «А как там, в Картахене?».

-Там южнее, - рассмеялся Вискайно, - и еще жарче. «И тут Тихий океан, а там

Атлантический, Карибское море».

- Как в Веракрусе, да, - пробормотал мальчик. «Там, наверное, обезьяны есть, в джунглях,

если это на юге».

- Есть, - согласился Вискайно. «Станешь постарше, пойдешь ко мне юнгой, отправимся с

тобой вверх по Амазонке. Вот там обезьян тьма-тьмущая, все деревья ими облеплены. И

еще анаконды».

- Я бы хотел убить ягуара, - заявил мальчик, ловко убирая парус и разматывая канат. «Папа,

- спросил он, - а почему ты сейчас в море не ходишь?».

Вискайно привязал шлюпку и подал руку сыну. «Ну, во-первых, - ответил Себастьян

рассудительно, - я не хочу от вас уезжать надолго, а во-вторых – я комендант порта, мне тут

надо быть. А в Картахене я стану командовать обороной всего побережья, это большая

работа, тем более, что сейчас англичане опять оживились».

Сын подкинул ногой камешек и сказал, засунув руки в карманы: «Я бы хотел еще в Манилу

поехать , вот. Вообще туда, - он махнул головой на запад. Ну, или, - на губах ребенка

заиграла красивая улыбка, - туда, на север. Куда-нибудь.

- Потерпи еще четыре года, - подтолкнул его отец, - я закончу тамошние укрепления, и опять

пойду в море. Будешь со мной плавать. Раньше твоя мама все равно тебя не отпустит, да и

права она, мал ты еще.

Дэниел посмотрел на отца и улыбнулся.

Он ничего не помнил. Только иногда ему снился другой мужчина – высокий, смуглый,

который учил его стрелять из лука и рыбачить. Мать говорила, что его отец погиб в море,

когда Дэниел был еще младенцем, - но кто был тогда тот, второй? Еще в этих снах был треск

мушкетных залпов, крик сестры, - отчаянный, высокий, и темная лужа крови на белом песке.

Когда Дэниел был поменьше, у него были кошмары. Индейская нянька звала мать, та

приходила, - высокая, стройная, с заплетенными на ночь в косу волосами, ложилась рядом и

баюкала его. Еще мать пела песни – она знала много, на разных языках, и у нее был

нежный, ласковый голос. Мальчик успокаивался и засыпал.

- Есть хочу, - вдруг сказал мальчик. Вискайно привлек его к себе и поцеловал в затылок. «Ты

думаешь, я не хочу? – ворчливо сказал капитан. «Мы же сразу после утренней мессы в море

вышли. Ну, ничего, сейчас матушка нас накормит».

Дэниел взял его за руку, и так пошел дальше – вверх, на холм, к большому дому белого

камня, вокруг которого был разбит ухоженный, зеленеющий сад.

Красивая, высокая женщина в платье бирюзового шелка, сидевшая за верджинелом,

улыбнулась, и обернувшись к девочке, что устроилась рядом, кивнула: «Отлично, Марта.

Теперь давай еще раз».

Дочь – хрупкая, изящная, с миндалевидными, темными глазами, - кивнула, и, взяв виуэлу,

стала нежно перебирать струны

-Descansa en el fondo del mar, -запели они, аккомпанируя себе, -verdes como los ojos. Su

nombre era Isabel, el a muria por amor.