правы, - он понюхал и обернулся, - немного дыма и лесная свежесть. Откуда вы знали?»
- Я просто очень долго ждал, когда увижу настоящую осень, - легко ответил Джованни.
-Пойдемте, - велел даймё, - я вас размещу в доме Масато-сан, переночуете, а на рассвете
вас проводят к озеру, там все уже будет готово. Хоть и положено вешать вниз головой, но я
этого делать не буду, - вы пожилой человек все-таки. Тем более, - он улыбнулся, - там надо
оставлять одну руку свободной, ну, чтобы вы смогли дать знак, что отрекаетесь, но вам это
вряд ли нужно.
- Не нужно, - согласился Джованни.
Когда они уже шли через двор замка, Джованни, посмотрев на беркута, что сидел на стене,
усмехнувшись, сказал: «У меня есть две просьбы, ваша светлость. Во-первых, я бы хотел
исповедовать Масато-сан, а то когда он еще до священника доберется…
- Да уж доберется, - ехидно ответил даймё, но кивнул: «Исповедуйте. А вторая?»
- Сын хотел бы меня навестить сегодня вечером, - тихо проговорил Джованни. «Все же
мальчику только двадцать один, он еще молод, и очень ко мне привязан».
- Ну, разумеется, - удивился Масамунэ-сан. «Я велю послать за ним в город, никто, ни при
каких обстоятельствах не может отказать сыну в последней встрече с отцом».
- Однако сыновья Масато-сан могли бы так его больше и не увидеть, - не удержался
Джованни.
Красивое, сухое лицо даймё исказилось гримасой, и он, остановившись, тихо сказал:
- Когда мне было восемнадцать, соседний клан похитил моего отца. Тогда у нас все со всеми
враждовали, я помню, люди ели только дома, потому что даже семья твоей жены могла
отравить тебя за обедом. Да что там, и сама жена…, - он не закончил и горько усмехнулся.
- Я был на охоте в это время. Когда прискакал гонец, мы немедленно бросились за ним, и
застали похитителей в ущелье, на мосту через горную реку. Они выставили вперед моего
отца, связанного, и сказали, что, если мы не дадим им уйти, они его убьют.
Масамунэ-сан помолчал. «Отец сказал мне: «Если ты дашь им сбежать, наш род будет
опозорен. Стреляйте и убейте их всех. Я предпочитаю умереть от твоей руки, чем от мечей
этих мерзавцев». Я видел своего отца перед тем, как выстрелить ему в горло. И даже
говорил с ним – так могу ли я отказать в этом другому человеку?»
Дайме раздвинул перегородку и шагнул в дом Масато-сан.
Тео оглянулась вокруг и сказала Уильяму: «Мы бы и на полу поспали, правда, мы вас
стесняем».
- Еще чего! – мальчик ловко перестилал простыни на высокой и узкой койке. «Ты, сестрица,
тут будешь, с Мартой и маленьким Стефаном, а мы с Дэниелом в свободную каюту
переедем. А Масато-сан с папой поживет, ну, вернется когда».
- Если вернется, - Тео, держа на руках Стефана, подошла к раскрытым ставням. «Гордость
Лондона» чуть покачивалась на легкой волне, берег виднелся на западе – еле заметной,
темной полосой.
- Тут мелкое море, - сказал Уильям, взбивая подушку. «Ну, у берегов. Всего шестьдесят
футов глубина, так что мы на якоре стоим. А Масато-сан как зовут, ну, если не по-японски?»
- Майкл, - чуть улыбнулась Тео. «Оками» - значит «волк», ну или «оборотень», у него такая
кличка была, когда он еще в Эдо жил.
- Майкл Вулф, - Уильям склонил голову набок и полюбовался койкой. «Очень хорошо.
Ложись, сестричка, ты устала, я потом тебе с камбуза поесть принесу. А мы пойдем, я
обещал Дэниелу и Марте, трюмы показать».
Тео вдруг наклонилась и, поцеловав брата в лоб, улыбнулась: «У тебя волосы – совсем как у
матушки. Твой брат Теодор, старший...
- Он в Польше, да, - кивнул Уильям. «В Самборе, замок там перестраивает, князю какому-то
местному».
- Так вот, он совсем рыжий, - Тео рассмеялась, - как огонь. И тоже, он, когда ребенком был,
все его за подростка принимали, как и тебя».
- Это я в батюшку, - нежно сказал Уильям. «Де ла Марки все такие - высокие, с детства уже.
А матушка маленькая – он улыбнулся, - как птичка. Марта тоже такая. Ну, спи спокойно,
сестрица».
Тео легла на койку, и, дав Стефану грудь, грустно сказала: «Хоть бы твой батюшка вернулся,
милый мой, хоть бы он вернулся к нам».
Масато-сан отложил кисточку, которой он взбивал чай, и, встав, поклонившись даймё,
сказал: «Вот уж не думал, что мне перед смертью приведут священника. Спасибо, ваша
светлость».
- Ворота тебе откроют, - сухо, глядя в сторону, сказал даймё. «Прощай, Масато, и спасибо
тебе за все».
Волк, было, хотел что-то сказать, но перегородка, обтянутая рисовой бумагой, уже
закрылась.
- Налейте мне чаю, - устало попросил Джованни, опустившись на татами. «Он вас отпускает,
в обмен на меня. Адмирал ждет вас на берегу, поднимайтесь на «Гордость Лондона» и
немедленно отплывайте».
Волк взял в руки грубый, черный чайник и упрямо сказал: «Нет».
- Заткнитесь, а? – жестко велел Джованни. «И выслушайте меня, не перебивая – если
сможете, конечно».
Волк покраснел и буркнул: «Говорите».
- Так, - сказал мужчина, когда священник закончил. И еще раз повторил: «Так. А если у вас
не получится?»
- Значит, не получится, - Джованни протянул ему чашку и приказал: «Еще. У вас он вкуснее,
чем у даймё».
- Он торопится, я ему каждый раз говорю…, говорил, - поправился Волк, - посиди, полюбуйся