О хлебе, любви и винтовке

— Денег у нас еще нет. В ближайшее время что-нибудь продадим…

— Полоумные, свинопасы! Я жалел вас, как собственных детей. Да, видно, придется сажать. Упрячут как миленьких, клеток на всех хватит. Немцы позаботились. А новая власть не спешит разрушать.

— И отсидим! — ответил я в сердцах.

— И за столбы накинут… Не думай, власть своего не упустит…

— За все отсидим. А вы проваливайте отсюда! — заступился за меня Гечас.

— Коммунию строят, а гроша за душой не имеют! Я думал, власть вам немножко подбрасывает. А здесь, оказывается, бесплатный детский сад, приют! — Он издевался. — Коммунистический приют…

— Вы коммунизма не касайтесь! Не вашему поганому рту произносить это святое слово! Никто вам не велел таскаться по ночам. Дороги там нет, а электричество не мы включили.

— Знай свое место, пастух. Он будет мне указывать, куда и когда мне ездить. Суд выяснит, что мне можно и что можно вам.

— Это другой разговор, — сказал Юргис. — Хотя вы и наш сосед, но постарайтесь закрыть дверь с той стороны.

Шилейка вышел. Однако подсказал нам прекрасную идею:

— Я еще выясню, что вы за птицы!

Когда горячка спала, мы начали думать:

— А почему бы и нам не выяснить, что он за птица?

— Ребята, надо проследить, куда Шилейка девал полный воз зерна?

— И электричество кто-то из казарм ворует. Подключается только ночью. Днем я проверял — не дергает.

— А почему он таится, почему по ночам ездит?

Мысль к мысли, слово к слову, и совет клуба, отложив все дела, решил понаблюдать, чем занимается Шилейка.

Впервые в жизни я руководил такой, сложной разведывательной операцией. Из двух соседних домов мы ежедневно следили за каждым шагом семьи Шилейки. Уговорили живущего напротив соседа пустить наших ребят на чердак. Я записывал все поступающие сведения. А через трое суток подвели итог. Я подчеркнул в тетради и зачитал наиболее интересные сообщения:

«11. Шилейка снова привез ночью какие-то мешки.

14. Жена Шилейки продает солдатам водку.

19. Оборванные провода починил проживающий у Шилейки военный, вкопав вместо столбов несколько высоких жердей.

27. Когда закапывали лошадь, на бедре был виден воинский номер ВЧ/35.

28. В подвале у Шилейки по ночам что-то постукивает и тонко жужжит.

29. Почти каждую ночь беспрерывно валит дым из трубы».

Другие факты — например драки Шилейки с женой — не интересовали нас. Прежде всего мы пошли к военным.

— Вот кстати! Мы давно ломаем головы, откуда наши солдаты берут водку. Вы не спускайте глаз, дайте знать, мы поможем, обязательно поможем, — пообещал начальник политотдела, и однажды вечером он и два вооруженных солдата пришли в наш клуб. Дождавшись полуночи, пошли делать обыск. Постучали.

— Кто? — тихо и очень любезно спросила жена Шилейки.

— Свои, мать, — ответил ей солдат по-русски. — За горючим…

— Вот змеи, даже по ночам ползают… — проворчала она по-литовски, а по-русски добавила: — Сейчас, голубки, сейчас.

Как только открылась дверь, мы ввалились все разом. Шилейкене в испуге выронила свечу. Присвечивая электрическими фонариками, мы спустились по винтовой лестнице в подвал. Там горело электричество. Помещение было разделено на две части: в одной стояли жернова и приводящий их в движение электромотор, а в другой было оборудовано производство самогона. Шилейка и еще какой-то незнакомый мужчина молчали, уставившись в пол.

— Говорил, не заводись, — упрекнул незнакомец.

— Черт же его знал! — ответил хозяин.

В подвале мы нашли вещи, которые Шилейкене брала у солдат за самогон. Я подошел к большому котлу, кипящему на огне. Он весь был в подтеках. От котла в бак, заменяющий охладитель, шла витая трубочка-змеевик. Из нее в пузатую десятилитровую бутыль капал еще теплый самогон. На крышке котла лежал большой камень: чтобы не вырвался пар. Этого я тогда не знал.

— Игры в детском саду окончились, — сказал я Шилейке. Держа пистолет в правой, левой толкнул камень.

Крышка подскочила, и струя горячего пара хлестнула мне в рукав. Ошалев от нечеловеческой боли, я взвизгнул и несколько раз выстрелил в котел. Потом схватил лежащий на полу топор и стал громить этот страшный аппарат. Разлившаяся брага погасила огонь. Ее удушливый запах выгнал нас из подвала. Протокол писали наверху. Впрочем, не один, а четыре: за незаконное подключение электричества, за перепродажу солдатских вещей, за варку самогона и за содержание подпольной мельницы.

— Этого я тебе, Бичюс, пока жив буду, не прощу, — попрощался со мной Шилейка, — пока жив буду…

Я молчал, сцепив зубы, — нестерпимо болела рука. Прибежав домой, стянул гимнастерку, а вместе с ней, словно чулок, снялась и обожженная кожа. Ух, глаза на лоб лезли. Через несколько дней состоялся суд. Судили Шилейку, но и о нас не забыли.