О первых началах

Впрочем, если одно среди соотнесенного пребывает в возможности, то и другое тоже, и оба они окажутся в некотором смысле в неравном положении,— ибо это одновременно относится и к бытию в действительности, и к наличному бытию, поскольку они возникли вместе. В самом деле, в таком случае причинствующее и причинно обусловленное будут сосуществовать, или же это будет относиться к бытию материи в действительности, так как ее бытие в возможности в соотнесенности с эйдосом окажется бытием материи в действительности[609]; то же, что выступает как причина, в этом случае в соотнесенности с эйдосом будет наличным бытием причины, вобравшей в себя в том числе и разделение. Однако если раздельность слита с ней, значит, это касается и того, что называется согласным с ней пребыванием в раздельности. Ведь если оно определено как первое и второе, то в нем уже присутствует деление; значит, в себе самом разделено и то, что, как мы, конечно же, утверждаем, является объединенным,— ибо определенная в нем раздельность вместе с собой отделяет и все остальное[610]. Действительно, что это за удел его такой, чтобы в нем определилась лишь раздельность родов или видов, при том, что наличие чего-то определенного в объединенном как таковом бессмысленно? Вообще же, в соответствии со всем этим мы согласимся с тем определением, что одно мы полагаем объединенным, а другое — разделенным.

73. Итак, каким образом разделено это самое объединенное? В самом деле, похоже, соответствующее суждение внутренне противоречиво; а еще более серьезная апория возникнет в том случае, если мы сопоставим объединенное с единым как появившееся от того, что производит его на свет. По всей вероятности, отличным от объединенной природы является то, что не стерпело отделения от единого, так же как и выхода за его пределы; такое объединенное, в согласии с природой, находится подле него и в нем — в бытии, принадлежащем не ему самому, а единому. Что же касается того, в отношении чего мы полагаем наличие отчетливого отделения от иного ему, то применительно к тому, что в свою очередь является иным последнему, необходимое для этого противоположное именование (αντωνυμία) раздельности повергает ее исследователей в совершенное замешательство[611].

Значит, самое правильное — это утверждать, что, поскольку природа соотнесенных вещей множественна и разнообразна, существует такая их связь, что на основании взаимной обратимости можно приравнять их друг другу, и, напротив, в силу самой природы взаимно обратимых вещей не бывает такого их сходства, какое возникает в том случае, когда отличающееся отличается от отличающегося[612]. Впрочем, это самое отличающееся обладает различием как эйдос, материя же — безвидным, поскольку различие в этом случае касается безвидного и эйдоса. Ведь тогда и изображение созидает для себя некое соотношение со своим образцом как с подобным себе, ибо общее подобие существует как некая целостность своеобразия, но, однако, не как одно и то же в Двух этих случаях: в одном оно оказывается парадигматическим, а в Другом — иконическим. Далее, при этом и объединенное объединено с некоторым объединенным, так что если оно объединено с единым, то и само единое будет объединенным и, следовательно, не единым. Или если наблюдается всего лишь их сочетание, необходимо вести речь об объединении только как о связи, раз уж единое-то всегда стоит выше объединенного. Ведь тогда и обусловленное причиной сочетается со своей причиной не в согласии с общей природой взаимосвязи, а вследствие истинного различия, или же, по крайней мере, причина подобной взаимосвязи в обусловленном причиной заключается в самой его причине, как это имеет место в том случае, когда одна природа является причиной другой. Таким образом, с объединенным объединены в простоте и единое, и само объединенное, поскольку в этом самом объединенном и объединенное отделено от отделенного, причем именно как объединенное. Ибо все-таки существует отличие объединенного от разделенного, но при этом первое пребывает в нерасторжимости по отношению ко второму, поскольку и нерасторжимое отлично от него, хотя и отделено от него лишь в той мере, в какой само остается нерасторжимым и в какой, в свою очередь, препятствует обособлению от разделенного.