Стало быть, самое верное — это говорить, что появляющееся на свет, или возникшее, будет иметь свою причину в том, что производит его на свет. Не означает ли тогда пребывание в нем того, что оно связано с причиной в нем, как с корнем, из которого и произрастает? В самом деле, например, растение вырастает из земли, но в ней находится лишь его корень. Впрочем, и это сравнение, если кто-нибудь тщательно изучит данный вопрос, окажется неверным. Ибо причина не является тем же самым, что возникает под ее действием; напротив, последнее — это второе, сама же она — первое, так как в первом-то и располагается причина второго, поскольку причина появляющегося на свет будет некой сущностью производящего его и частью последнего, а не первого названного. Таким образом, здесь возникает аналогия, скорее, не с корнем, а со всем растением как предметом, являющимся целостным и обретающим сущность благодаря природе земли[621]
. Если это действительно так, то и в нашем случае имеют силу те же самые доказательства. Действительно, ни пребывающее не выходит за свои пределы, ни выходящее за свои пределы не пребывает,— ибо того, что возникает, в порождающем еще нет, а в этом самом производимом на свет благодаря ему отнюдь не появляется какой бы то ни было причины, так как оно уже не является самой причиной, но оказывается ее следствием. Итак, нужно вести речь не о пребывании выходящего за свои пределы, а о бытии причинствующего для выходящего за свои пределы[622].Таким образом, не является ли обсуждаемый предмет таковым потому, что он возникает, в то время как <причинствующее> пребывает? Речь, похоже, идет не просто о пребывающем, а о располагающейся в нем причине. И поскольку следствие по своему виду будет тем же самым, что и причина, то в каком-то смысле и говорится, что пребывающее и есть выходящее за свои пределы; они тождественны по своеобразию и по виду, но, в согласии с истиной, не тождественны по ипостаси[623]
.Однако в случае допущения подобных предположений, во-первых, появляющееся на свет будет полностью отделено от порождающего, коль скоро у них нет ничего общего в смысле ипостаси, и при этом возникающие предметы не сохранят единой связи с производящими их, но будут лишь рождаться от них, словно человек от человека,— как отсеченные[624]
.Во-вторых, если бы появляющемуся на свет необходимо было бы пребывать в смысле целостности, но не истинности, то и данная аксиома оказалась бы не истинной, а только феноменальной, поскольку и тождество, вернее, общность этой самой связи, была бы лишь феноменальной[625]
.В-третьих, в данном рассуждении не окажется ничего заслуживающего внимания, если оно будет посвящено лишь тому, что первое не является вторым, так же как и второе — первым, или же тому, что порождающее не является порождаемым и наоборот, и тому, что одно пребывает собой, а другое появляется на свет и ни одно из них не находится одновременно в обоих этих состояниях.
Значит, самое правильное — это говорить, что выходящему за свои пределы не будут свойственны по отдельности ни пребывание, ни выход за свои пределы; напротив, в нем есть одновременно и нечто пребывающее, и нечто выходящее за свои пределы, и это именно то, что, как мы говорим, оказывается обусловленным причиной; в самом деле, результат природы рождающегося — составное. Именно в этом смысле и было бы, пожалуй, правильно говорить о пребывании выходящего за свои пределы: одно и то же одновременно и выходит за свои пределы, и пребывает.
Впрочем, если бы мы вели речь о промежуточном — о том, что обладает бытием в выходе за свои пределы как таковом, а не в его завершенности,— при том, что появившееся на свет уже находится на расстоянии и отстоит от первого как третье,— то разве могла бы применительно к нему идти речь о пребывании в предшествующем? Ведь в случае утверждения, что появившееся на свет не появилось, возникнет антифраза; не иначе как одно — это пребывающее, а другое — появившееся на свет: лик (кара), обратившись ввысь, затем поворачивается к низшему[626]
.