О первых началах

Стало быть, точно такое же и пребывание: в положенном в основу оно одно и то же и лишь во взаимной связи оно различно. В самом деле, то, что никоим образом не отстоит от своей причины, и самое себя созидает таким же: никоим образом не отстоящим от самого себя. Следовательно, благодаря одному и тому же началу незыблемости оно пребывает и в самом себе, и в предшествующем; благодаря одному и тому тке началу выхода за свои пределы оно отделяется и от самого себя, и от того, и точно так же благодаря началу возвращения оно возвращается и к самому себе, и к тому[644]. Такова третья стихия, благодаря которой стихия выхода за свои пределы связана со стихией пребывания. Стало быть, из этих трех стихий и образовано появившееся на свет, причем не потому, что оно всего лишь возникло, а потому, что оно является вот этим возникшим, например умом. Впрочем, эти три стихии присутствуют не только в том, что уже возникло, но и в том, что еще только возникает; есть они и в том пребывающем собой, которое имеется прежде выхода за свои пределы, однако в нем они слиты и нерасторжимы. В третьем они разделены, а в промежуточном находятся в среднем положении и еще только разделяются.

77. Однако если они как нерасторжимые присутствуют даже в первом, то разве правильно было бы утверждать, будто первое пребывает? Скорее всего, не стоит говорить, что оно обладает стихией незыблемости,— ибо, в согласии с истиной, оно не владеет ей как определенной. И точно так же не следовало бы по аналогии с третьим или, конечно же, со вторым, говорить о нем как о выходящем за свои пределы. Действительно, о последнем речь могла бы идти только применительно к возникшему и к находящемуся в становлении; первое же, в согласии с истиной, не есть ни то, ни другое — ведь в нем эти стихии еще не разделены. Стало быть, в третьем они уже полностью отделены друг от друга и, следовательно, именно третье прежде всего и пребывает, и выходит за свои пределы, и возвращается к тому, что ему предшествует. Однако при этом происходит возвращение к ближайшему соседствующему, каково второе во всей присущей ему изменчивости и в таком состоянии, которое свойственно разделяющемуся; в согласии же с ипостасью нерасторжимого и первого происходит возвращение к самому высшему. Ведь, скажем, ум обладает тройственным соотношением с жизнью, как и с сущим[645],— в соответствии со своим возникновением от него. Впрочем, об этом в свой черед.

В первом же, которое возникло третьим, появляются все три означенные стихии, пронизывающие все последующее. О третьем я говорю здесь вот в каком смысле: если эти три стихии появились в первом уме, то они присутствуют и во всяком уме вообще; тем не менее в высшем преобладает пребывание, оформляющее все остальное, в последнем — возвращение, а в промежуточном — выход за свои пределы. Потому-то во всякой умной триаде первое — это более всего неколебимое, второе — скорее покидающее свои пределы, третье же — в первую очередь возвращающееся.

Вследствие этого двойственность пребывания нельзя понимать никак иначе, коль скоро оно есть совершенная неотделенность от порождающей причины и от ее природы, а возвращение — это охват собственной ипостаси в следующем за пребыванием состоянии завершенного выхода за свои пределы, и именно в нем одно и то же оказывается и возникшим, и не возникшим, причем последние два его состояния не разделены, но при его собственном возвращении появляется нечто составное. В самом деле, разве будет третье, являющееся как целое чем-то описанным, обладать незыблемостью, оказывающейся иной по сравнению вот с этим возвращением или с этим выходом за свои пределы? Да разве, если бы это было не так, она не оказалась бы иной даже по отношению к тому, что возникает от высшего и вслед за ним? В самом деле, то, что в своем виде и чине производит на свет последующее, пожалуй, благодаря сопутствующему его сущности пребыванию обладает собственной неизменностью. Значит, если это не так, то вообще нельзя вести речь о том, что производящее на свет пребывает собой, а необходимо говорить, что появляющееся на свет находится и в том, что его производит, и в себе самом, или же следует рассматривать пребывание порождающего собой как отсутствие его собственного выхода за свои пределы, одновременного с присущим порождаемому.