О первых началах

82. Далее, девятым среди вопросов, предложенных выше, был такой: если какие-то вещи, находящиеся в определенной связи, взаимно гипостазируют друг друга, то разве обусловленное причиной не будет некоторым образом воздействовать на причинствующее, как и предмет стремлений — на само стремящееся, точно так же как познающее — на познаваемое, коль скоро оба они одновременно возникают в действительности? Впрочем, каким именно образом обусловленное причиной может воздействовать на причинствующее? В самом деле, это, пожалуй, будет верно лишь в отношении вещей одного порядка, хотя и тут можно было бы высказать недоумение по тому поводу, оказывает ли какое-либо воздействие то, что непосредственно не соприкасается с чем-то, на само это нечто, с которым оно не соприкасается, или оно действует лишь при их сближении во взаимной связи, при том, что испытывающее от него претерпевание само никак не изменяется, и все равно речь идет об этом претерпевании[697]. Похоже, что те вещи, которые в данном случае сближаются или расходятся, выступают в качестве материи, непосредственно же при этом проявляется эйдос связи, относящийся либо к обеим таким вещам, либо к одной из них — приближающейся или удаляющейся. Ведь и люди, когда они встречаются между собой, выступают всегда в некоем, как бы возникающем в дополнение к ним числе, и полоса света, когда она рассечена на две части, начинает участвовать в диаде вместо монады. Именно этому и учит нас Сократ в «Федоне»[698]. Если обусловленное причиной в выходе за свои пределы одновременно отделяется от причинствующего, то или они становятся вместо одного двумя, или же одно оказывается познающим, а другое познаваемым; то, что нечто переходит от каждого из них к иному, в применении к вещам одного порядка Сократ в своем рассуждении отрицает; утверждение же, что оба они появляются от чего-то иного, им предшествующего, в отношении того, для чего нет ничего предшествующего,— каковы первое познаваемое и первое познающее или первое причинствующее и первое причинно обусловленное,— не имеет смысла. Впрочем, ясно, что все то, что имеется в обусловленном причиной, появляется в нем благодаря причинствующему вместе со всей его сущностью. В самом деле, то, что производит на свет нечто, обособляет и отделяет возникающее от самого себя; следовательно, оно само дарует и самому себе, и тому раздельность, ибо точно так же и образец оказывается подобен своему изображению потому, что делает его подобным себе; и предмет стремлений предпосылается и противополагается стремящемуся потому, что он вдохнул в него постороннее ему стремление ко встрече с ним. Итак, и сущность, породив ум, предпослала ему саму себя как познаваемую и заложила в него силу для познания самой себя, причем не только в возможности, но и в действительности; именно это и закладывает в низшее основы высшего, ибо речь идет о познаваемом как о том, что наполняет познающее знанием, и о предмете стремлений как о том, что возвышает стремящееся до себя и наполняет его собой. Именно в описанном смысле Ямвлих соотносит умопостигаемое с умом и, конечно, полагает, что он полон собственного мышления. Стало быть, уже не обусловленное причиной действует на причинствующее, а последнее — на самое себя и на обусловленное причиной, ибо одновременно с сущностью оно создает и основанную на взаимном сопоставлении связь и, если можно так выразиться, прежде чем сотворить появляющееся на свет, обусловленное причиной, стремящееся и познающее, оно заранее творит себя как познаваемое, предмет стремлений, причину и производящее на свет. Итак, это не могло бы обстоять иначе.

2.9. Ответ на восьмой вопрос

Восьмой вопрос среди заданных с самого начала связан с обоснованием нужды в знании с точки зрения той пользы, которую оно приносит познающему или, если бы кто-нибудь захотел вести речь и о нем, то познаваемому.

Так вот, пусть прежде всего будет сказано, что знание предоставляет познающему само бытие. В самом деле, то, что благодаря знанию обретает сущность, обладает бытием именно в познании. Ибо ум пребывает в мышлении и потому последнее оказывается его сущностью, и, значит, творение самой мысли созидает сущность ума; оно-то и есть умопостигаемое и познаваемое.

Кроме того, в согласии со своим собственным расположением по отношению к умопостигаемому, ум делает это самое умопостигаемое явным, даже если оно, как мы оговорили заранее, и не существует в нем как ипостась.