Третья, вслед за этими, польза, которую мышление приносит мыслящему, это та, что оно эйдетически оформляет ум как мыслимое[699]
и созидает само третье или второе или какое бы то ни было иное по порядку, появившееся в виде того, что произвело его на свет. Это-то и есть самое священное, поскольку причинствующие вещи при посредстве причинных эйдосов обустраивают сам путь, связанный со знанием. А когда познаваемым вещам случается быть дурными, то, если у познающего возникает к ним симпатия, уподобление худшему ухудшает его; если же познание второго или худшего вообще совершается без участия переживания, то худшее восходит к лучшему иначе, и одно как бы вкладывается в другое[700]. При этом общность с худшим образуется прежде всего потому, что предпочитается обретение формы, возникающее при познании худшего.Если же кто-нибудь ищет в этом собственно пользу и собственно благо, то пусть он примет в качестве таковых возникающую в знании близость всех вещей между собой, основанную на выявлении их общего родства, а помимо нее, открывающийся тем самым путь для всего, стремящегося к первому началу, например к благу[701]
; на этом пути исправляются всяческие отклонения от последнего, и в результате знание начинает указывать путь для того, что устремляется ввысь. Ведь оно — словно взор, направленный вперед и возглавляющий влечение, обращающееся к высшему, поскольку возжигает для этого влечения свой собственный свет. Потому-то знание более всего способствует достижению цели для взыскующего ее. Кроме того, эйдетически оформляя худшее в согласии с такой оформленностью, присущей лучшему, оно благодаря своей общей направленности на сущее способствует обращению худшего к лучшему и к тому, что наиболее достойно среди всех вещей вообще. В самом деле, при посредстве знания мы соприкасаемся не с таинственным, а с сущим; последнее же соприкасается уже с первым во всяческом единстве, а потому таким путем в соприкосновение с ним приходит и все остальное.83. Впрочем, давайте перейдем наконец к седьмому из заданных вопросов и, во-первых, обоснуем сам порядок возвращения в согласии со знанием и с сущностью, а именно то, что последнее лучше первого. Ведь подобно тому как ум, пребывая в рамках своего определения, подражает тому, что, в согласии со своим определением, находится превыше его, даже если его определение и соотносится с определением того так, как совсем неопределенное соотносится с определенным и нерасторжимое с раздельным,— точно так же и ведающий ум, в согласии со своим собственным определением, подражает тому, что в одном лишь познаваемом превышает знание. Это определение, поскольку, по общему согласию, оно касается не ипостаси в соотношении с ипостасью, а познающего в соотношении с познаваемым, является вторым. Так обстоит дело в общем
Если сущность ума и его описание связаны с его возникновением от самого себя, то познавательное возвращение будет совершаться аналогично тому, как их познает ум; а если бы он появился от того, что ему предшествует, то знание, познающее последнее, оказалось бы аналогичным этому созидающему выходу высшего за свои пределы,— ибо ум возвратился бы к нему и в сущностном, и в познавательном смысле.
Во-вторых, давайте уясним себе, как ум познает это предшествующее. Делает ли он это вследствие бытия и самим собой и им, только им, поскольку отказывается от самого себя, или же ни тем, ни другим по отдельности, но ими обоими вместе? Разумеется, ум не может познавать предшествующее ни помимо самого себя, ни при посредстве только самого себя, поскольку в этом случае он обращает внимание не на предшествующее, а на самого себя. Действительно, необходимо, чтобы они соединились между собой, так как в любой своей ипостаси ум появляется на свет от предшествующего; значит, во всяком своем знании ум будет познавать предшествующее. В самом деле, познавая самого себя, он обнаруживает себя как подражание тому, что ему предшествует, а также то, что он сам является и им и в то же время подражанием, и, познавая то, что он выступает подобием того, он узнает самого себя. Стало быть, в таком случае, с одной стороны, он будет познавать одно лишь подобие, а с другой — неподобие, причем только вот какое: что одно дело — это он сам, а другое — это то, что его породило, и одно есть то, что принадлежит последнему, а другое — то, что происходит от него, или же то, что одно — познающее, а другое — познаваемое.