О первых началах

Далее, все те части целого, которые неодинаковы, одновременно являются и видами, и частями: видами они оказываются в силу своей неодинаковости[734], а частями — потому, что по своей природе не существуют самостоятельно, а располагаются в целом. Таковы наши так называемые телесные органы, а на небе — полушария, четверти небесной сферы и различные зоны и, кроме того, полюса, стороны света, оси и круги, определенные на основании каких-либо демиургических делений[735], неспособные существовать самостоятельно. Далее, в душах частями такого рода случается быть словам, так же как и всем причинам различий и видам участия в подобной природе[736]; это также виды наличного бытия той природы, которая самосовершенна,— за исключением лишь того, что их слияние в данном случае образуется наподобие тех, которые соответствуют стихиям и, как было сказано выше, целостности, и в последнем случае стихии выступают в качестве частей.

Итак, вот каково то, что одновременно есть и виды, и части. Видами же и одновременно стихиями являются все то, что в своем нерасторжимом слиянии соединено лишь в один вид. Таковы составные живые существа, как целые обнаруживающие полный синтез: мулы, страусы и тому подобные[737]. В самом деле, они появились на свет от животных различных видов, словно образовавшись из стихий, сливающихся в некий вид единого.

Точно так же мы будем рассматривать и части, являющиеся как таковые лишь частями самими по себе, но при этом именно такими, которые отклоняются от соединенной природы и, однако, еще не выделились окончательно и не обрели своей самостоятельной и завершенной определенности. Таковы, по общему согласию, гомеомерии, поскольку как целое они разделены и тем не менее принадлежат к одному и тому же виду и потому соименны и целому, и друг другу. Кроме того, таковы некоторые части, еще только склоняющиеся к неподобию, но пока остающиеся в рамках целого и в пределах общей соименности одной и той же природы; таково, например, то живое существо, которое причислено к некоторому виду, но претерпело некое изменение[738]. Ведь качество животности является одновременно еще и частью и мерой животного, однако при этом то качество, которое уже в некотором отношении оказывается человеческим, а в некотором — еще и лошадиным, основывается не только на соразмерности с каждым из этих качеств (ибо подобное могло бы произойти и с гомеомериями), но и на выходе за пределы своего вида и превращении одновременно и в человека, и в коня[739].

Частями как видами в этом случае оказываются все те, которые принадлежат к каждому из самостоятельных и занимающих собственное положение видов: или в качестве худших, каковы, например, наши органы, или в качестве лучших, каковы части космоса. В самом деле, последние предпочли своему собственному бытию бытие целого, а первые из-за несовершенства своей природы просто не в состоянии существовать самостоятельно и властвовать над собой.

Пожалуй, могли бы быть обнаружены и части, одновременно оказывающиеся стихиями, например те, которые образуют так называемую нераздельную целостность, состоящую из частей. Ведь то, что она образуется из частей, даже если и не вся вообще, то, по крайней мере, как таковая, очевидно; на то же, что она как бы составляется из стихий, указывает то, что в этом случае из многого возникает единый вид, при том, что многое становится в едином невидимым и при видообразовании целого уже не сохраняет своей раздельности. Я полагаю, что и виды в пределах рода можно рассматривать так же и то же касается частей в рамках целого (ибо они не замыкаются в границах собственной определенности): будучи частями, они становятся стихиями рода. В самом деле, образующееся подобным образом соединение многих живых существ есть единое живое существо вообще[740], которое скорее всего обладает собственной ипостасью в границах определенности живого существа как такового. Пожалуй, такое суждение будет тождественно высказанному ранее; впрочем, роды сущего — даже если кажется, будто они есть виды, выступающие при этом в слиянии всего скорее как части,— тем не менее по этой самой причине становятся, словно имеющая облик стихий природа, единой сущностью, которую все они образуют. Конечно, по этому поводу с большой тщательностью можно было бы производить самые тонкие рассуждения.

Необходимо также сказать, какие из видов или какие из частей могут становиться стихиями, а какие не могут. Действительно, похоже, что такими не могут быть все те виды, которые занимают среди сущего низшее положение. Ведь если бы они были стихиями, то и вслед за ними существовало бы нечто, состоящее из них.