О первых началах

[2] Далее, подобно тому как объединенное предшествует сущности и единому, так и впереди единичного и сущностного знания идет то, которое можно было бы назвать просто знанием, и оно предшествует и тому и другому своему виду как единая природа объединенного. Ведь и что касается жизни, то, при том, что и она двоякая: сущностная и единичная[584], впереди той и другой, пожалуй, будет находиться та жизнь, которая является просто таковой, словно простая ипостась; и в отношении сущности ничто не препятствует тому, чтобы вести речь о ней как о другом, обозначенном как составное: не иначе как это-то и есть простая ипостась; сущность же как таковая располагается на вершине объединенного, наподобие того как в середине находится объединенная жизнь, а в качестве третьего выступает названное объединенное знание[585]. Вот оно-то и есть подлинное умопостигаемое знание, умопостигаемая жизнь и умопостигаемая сущность, и каждое из них связано с умопостигаемым как общим; последнее и будет объединенным. Оракул гласит:

Ведь это все, но умопостигаемым образом[586]

,—

что означает следующее: Все пребывает в нерасторжимости и объединенности. Следовательно, существует умопостигаемое знание, которое и есть просто знание, ибо оно не является ни единичным, ни сущностным, но предшествует им обоим или, другими словами, всем видам знания вообще. При этом разграничение единого и сущности оказывается первым; потому просто жизнь и просто сущность на равных основаниях со знанием выступают как их общность в качестве единичной и сущностной. Действительно, подобное умопостигаемое знание принадлежит простому умопостигаемому; последнее же — это то, что предшествует определенному единичному умопостигаемому, соотнесенному с сущностным[587]. Таким образом, при посредстве объединенного знания познается и объединенное.

[3] Кроме того, если объединенное совершенно непознаваемо, то тем более непознаваемо предшествующее ему единое. В таком случае, скажем мы, чем таинственное начало будет отличаться от вот этого единого или объединенного? Скорее всего, и они окажутся совершенно таинственными, несмотря на то что мы полагаем, что объединенное отличается от единого тем, о чем мы говорили выше.

[4] Помимо этого, и сами боги ясно указывают на познаваемость умопостигаемого, причем не только когда говорят, что оно мыслится и мыслит[588]. В самом деле, именно об этом, пусть даже и используя иные слова, толкуют философы, утверждая, что умопостигаемое предстоит уму, причем не как познаваемое, а как предмет стремлений, и что благодаря ему ум исполняется не знания, а сущности и целостного умопостигаемого совершенства[589]. Ведь Ямвлих и его последователи неоднократно высказывали подобные предположения, причем не всегда именно в таком виде: иногда они относили знание к умопостигаемому и его окружению, о чем вполне определенно говорит Ямвлих в «Халдейской теологии»[590]. Те же самые философы призывают в свидетели богов, приводя стихи, которые те обращают к теургу[591]:

Зримо умом то, что нужно во цвете его тебе мыслить.
Если склонишь ты его,— как и ум, оно мыслить могло бы,
Мыслящий нечто, и вот не его ведь ты мыслишь, но силы
Двоенаправленной мощь, что сияет умными долями.
Нет, не помысли с неистовством то умозримое дерзко —
С высшим огнем сверхума, умеряющим все неизбежно.
Только лишь то, что оно умозримо, запомни и мысли.
Ты ведь склонишься с умом и его будешь мыслить вовеки
Без напряженья: незнающий глаз отвести ты не сможешь,
Но — вознесешь ум души твой пустой к умозрения миру.
Так что познай, что уму внеположно оно пребывает[592]

.