О себе. Автобиография, сценарии, статьи, интервью

К.К. Не столько утратило, сколько, вероятно, никогда не имело – того ощущения общности, которое было в свое время у нас. Хотя я терпеть не могу эти слова – “общественный”, “общество”, “общественность”. Но просто отмечаю факт: такое ощущение когда-то присутствовало, а теперь его больше нет. Достаточно взглянуть на Женеву.

Т.С. Я только что видел на стоянке машину, облепленную наклейками: “Солидарность”, “Чили”, “Никарагуа”, “Венсеремос” и [71]так далее. Выглядит как призрак из другой эпохи. Карикатура на прошлое. Потому что нет новых лозунгов, связанных с Югославией, Нагорным Карабахом. Международная солидарность превратилась в пустые слова. Не те времена. Марин Кармиц хорошо помнит 68-й год и в интервью нашему журналу размышляет о том, почему никто не снимает фильмов о войне в Югославии. “Когда-то, – он говорит, – кинематограф умел опережать события; майские события в Париже были предвосхищены Годаром”.

К.К. Все это связано с крушением идеологии. Тогда, например, снимали – почти одновременно с самими событиями – фильмы об Алжире. Но они делались во имя чего-то. Фильмов о Югославии нет, потому что неизвестно, во имя чего их снимать. Во имя какой высшей цели. Просто констатировать, что совершается варварство, что это бесчеловечно, это нарушение прав человека – цель слишком слабая, слишком очевидная. А с другой стороны, журналисты и телевидение, манипулируя фактами, способствуют распространению безразличия. Мы все все знаем, но ничего от этого не меняется.

Т.С. Идеи свободы, равенства, братства уже давно разграблены партиями, присвоены сражающимися друг с другом группировками.

К.К. Эти лозунги разделяют, а не объединяют. Каждая из сторон конфликта – а мир сегодня терзают сотни таких конфликтов – скажет, что сражается за свободу и хочет равенства и братства.

Т.С. То есть, по-твоему, сегодня невозможно снять честный политический фильм, основанный на общечеловеческих ценностях?

К.К. Тут, пожалуй, дело в том, чтобы найти верный язык, коснуться той области чувств, которая еще не разрушена, не загажена пластиком, не омертвела. Вопрос, как до нее добраться.

Т.С. К слову: к какой сфере ты обращаешься посредством своих фильмов?

К.К. К живому чувству; не к “общественному” или “политическому”, а к той области бессознательных переживаний, в существовании которых люди часто стесняются признаться.

Т.С. Недавно я встретил статью Петера Хандке о том, каким блаженством было в шестидесятые годы возвращаться домой из кинотеатра: только что увиденный фильм не отпускал, шел следом. Должен сказать, “Короткий фильм об убийстве” ходит за мной до сих пор – правда, трудно назвать это именно блаженством – по Краковскому предместью, хотя нет уже забора у отеля “Бристоль”, а угловое кафе в “Европейском” стало более фешенебельным. Есть ли сегодня у молодежи фильмы, которые ее не отпускают? Во всяком случае, это стало явлением несравнимо более редким.

К.К. Все дело в том, чтобы подобрать ключ. Дверь есть. Замок есть. Просто нужно дверь открыть. Я утверждаю это, несмотря на весь свой пессимизм. Я действительно считаю, что дверь существует, что ее можно открыть и что за этой дверью что-то есть. И думаю, если в нашу эпоху общего кризиса культуры поговорить с каким-нибудь серьезным писателем или поэтом, они скажут то же самое. Единственный вопрос, который сегодня стоит перед нами, – где этот ключ.

КШИШТОФ КЕСЬЛЁВСКИЙ

КШИШТОФ ПЕСЕВИЧ

Три цвета. Красный

Сценарий (четвертая версия)

Перевод Ирины Адельгейм и Ксении Старосельской

Сцена 1. Квартира Мишеля, интерьер, день

Палец нажимает двенадцать цифр на телефоне. КАМЕРА быстро панорамирует по телефонному шнуру вслед за побежавшим сигналом.

Сцена 2. Телефонная станция, интерьер, натура (комбинированные съемки), день

Слышен звук соединения, КАМЕРА стремительно движется вдоль бесконечных, сложно переплетающихся телефонных кабелей, минуя телефонные узлы, электронные устройства коммутации. Зажигаются лампочки, переключаются реле, мигают огоньки. Слышны телефонные разговоры на разных языках, их все больше, они накладываются друг на друга, так что слов не разобрать. Потом КАМЕРА, следуя за проложенными по земле толстыми кабелями (идет дождь), погружается в море. Нарастающий шум соединений и разговоров. Ад. КАМЕРА выныривает из моря, светит солнце, КАМЕРА оказывается в туннеле, набитом толстыми кабелями и проводами, мигают огоньки телефонной станции. КАМЕРА резко останавливается.

На этом фоне – ВСТУПИТЕЛЬНЫЕ ТИТРЫ ФИЛЬМА

Слышен сигнал “занято”. КАМЕРА стремительно пускается в обратный путь. С огромной скоростью минует сплетения кабелей, телефонные узлы, вместе с сигналом “занято” возвращаясь к телефону, на котором в начале сцены набирали номер.

Сцена 3. Квартира Мишеля, интерьер, день

Мужская рука кладет, а затем снова поднимает трубку. Палец нажимает кнопку с первой цифрой номера.

Сцена 4. Квартира Огюста, интерьер, день