О себе. Автобиография, сценарии, статьи, интервью

К.К. …то, думаю, я принадлежу ко второму, это очевидно. Но не думаю, что мои фильмы лишены романтизма – во всяком случае, в том смысле, как поляки традиционно понимают романтизм, сильно связанный в Польше с историей и общественной жизнью. Правда, пожалуй, мой романтизм более человечный и личный, в большей степени связан с частной судьбой, но его совсем немало в моих картинах. Так что вряд ли можно определенно сказать “я ближе вот к этому направлению”, – во всяком случае, я точно не могу так сказать.

П.К. Переходя к другому аспекту темы – к мировому кинематографу и кинематографу авторскому. В фильме “Три цвета. Белый” есть сцена, где под окном Доминик висит афиша фильма Le Mépris (“Презрение”). Это напоминает о традиции “новой волны” (к которой принадлежит и само “Презрение”) – с помощью афиш отдавать дань уважения другим авторам или подчеркивать внутреннюю связь между фильмами. Значит ли это, что вы ощущаете себя наследником “новой волны” – и даже, может быть, салютуете Годару, которого вообще не очень-то ценят в Польше?

К.К. Объяснение будет совсем простым. Я очень люблю и ценю ранние фильмы Годара и с радостью выразил бы каким-нибудь образом свое восхищение. Именно ранними, но не последними, которые мне совершенно недоступны – и полагаю, публике, к сожалению, тоже. Вопрос совершенно не в том, любят или не любят Годара в Польше – думаю, его едва знают. На экранах было всего несколько его картин – так что он, по существу, малоизвестен. Но ранние фильмы я знаю и с радостью воздал бы им должное. Однако афиша “Презрения” появилась в кадре совершенно случайно. Я совершенно не собирался вешать афишу Годара или “Презрения” или вообще что-нибудь в расчете на аллюзии. Мне нужна была афиша современного фильма с какой-нибудь актрисой, которая считается красивой и сексуальной – вроде Ким Бейсинджер, – совершенно все равно, с какой именно. Но оказалось, это стоит немыслимых денег. И продюсер предложил взять афишу какой-нибудь из его собственных картин, а поскольку он был прокатчиком “Презрения”, нам это не стоило ни цента. И мы повесили эту афишу. По причинам сугубо финансовым, не связанным с желанием выразить почтение и любовь – или нелюбовь.

П.К. Не кажется ли вам, что это случайное решение оказалось лучше, чем первоначальное?

К.К. Нет. Оно хуже, но дешевле. Это не было делом принципа, а я всегда с готовностью иду навстречу продюсеру во всем, что поможет удешевить производство, – если это не касается существенных вещей.

П.К. Когда мы разговаривали о фильме “Я был солдатом”, первом из ваших документальных фильмов, который я увидел и считаю потрясающим, – вы сказали, что больше всего вам было интересно, какие сны снятся солдатам. Считаете ли вы сны лейтмотивом вашего творчества? Сон как мечта, сон как окно в неведомое?

К.К. Конечно, меня это всегда интересовало. Не столько сны сами по себе, сколько сны как отражение нашего внутреннего мира. Сон – классическое воплощение внутренней жизни человека; он доступен только тому, кому снится, и его – в числе немногих явлений – нельзя воспроизвести. Даже великой литературе это не удалось, не говоря о кинематографе.

П.К. Даже сюрреалистам?

К.К. Даже сюрреализму оказалось не по силам передать сон. Никому не по силам. Даже литературе, хотя она и менее буквальна, и менее материальна, и дает гораздо большую свободу интерпретаций. То есть сон – одна из тех вещей, которые человек не способен разделить с другим человеком. Часто бывает, что мы рассказываем или нам рассказывают сон из потребности поделиться сокровенным опытом. Но чувства беспомощности, или страха, или счастья, которые мы испытываем во сне, невыразимы. Нет способа их передать. Сны – идеальный образец внутренней жизни человека. А поскольку внутренняя жизнь – в отличие от внешней – единственное, что меня интересует, меня тем самым интересуют и сны, и вы, несомненно, правы, говоря, что сны нашли отражение во многих, многих моих картинах множеством разных способов.

П.К. Однажды в интервью вы сказали, что не любите все разъяснять, а надеетесь, что зрителю будет над чем подумать, когда фильм закончился. Связан ли с этим желанием тот факт, что в последнее время вы снимаете фильмы циклами, и намерены ли вы и дальше продолжать так работать?