О себе. Автобиография, сценарии, статьи, интервью

К.К. Нет. Польское документальное кино никогда не занималось просвещением. В Польше всегда существовало четкое разделение на научно-популярное кино и собственно документалистику, от которой не требовалось никого учить. В коммунистические времена имелось две студии – научно-популярных фильмов в Лодзи и документального кино в Варшаве, так что разделение было и концептуальным, и производственным. В польском Союзе кинематографистов существовало две совершенно отдельных секции – режиссеров научно-популярного кино и режиссеров документального. Поэтому в польском послевоенном кино сложилась традиция документального фильма, который должен не просвещать, а описывать. То есть заниматься вопросом, что такое наш мир, а не каким он должен быть и как будет хорошо, когда он таким станет. Никто не ждал от документалистов просветительства. Ни публика, ни даже власть, дававшая деньги на кино. Разумеется, власти хотели, чтобы в документальном кино жизнь выглядела лучше, чем есть, и для этого у них имелась цензура и другие инструменты. Но от нас не требовалось никого просвещать.

П.К. Документальные фильмы обыкновенно коротки, хотя, пожалуй, в последнее время эту традицию нарушили Ланцманн, Офюльс и другие. Была ли она проблемой для вас и не хотелось ли вам когда-нибудь делать длинные или даже очень длинные документальные ленты – например, как Ланцманн?

К.К. Конечно хотелось, и я сделал несколько длинных фильмов, и хотел сделать несколько, как вы определили, очень длинных. Это оказалось невозможно, но я хотел, и снял несколько фильмов больше часа с четвертью. Что было возможно. Правда, всегда возникала проблема с прокатом таких картин, но – в отличие от наших дней – не было вопроса о том, чтобы вернуть потраченные деньги, поэтому можно было спокойно снимать фильм, который денег не вернет. Это совершенно особый образ мышления, и западным зрителям и читателям очень трудно понять, что в Польше при коммунистической власти фильм – который сегодня является товаром и участвует в товарно-денежных отношениях – не был и не должен был быть товаром. Я мог снять фильм, который идет час двадцать и его нигде не показывают, но меня никто за это не винил. Меня, конечно, критиковали за то, что мои фильмы недостаточно восхваляют власть, а возможно даже, наоборот, обличают ее, но не за то, что не окупаются. Правда, иногда они как раз приносили деньги, потому что продавались за границу и там их не раз показывали. У меня не было чувства, что я в долгу у государства. Я сделал несколько таких длинных фильмов. Один назывался “Автобиография”, другой “Первая любовь” и еще “Не знаю”. Все около часа. Какой-то даже больше, не помню какой, но точно был.

П.К. Я хотел бы перейти к фильму “Шрам”, о котором в интервью Данусе Сток, хорошо известном англоязычным читателям, вы сказали, что это “соцреализм наоборот”. Мне кажется, вы были не вполне справедливы к собственному фильму. Может, хотите что-то добавить?

К.К. Я просто не люблю этот фильм и никогда не любил – ни когда делал, ни теперь.

П.К. Почему?

К.К. Начать с того, что в сценарии был заложен совершенно фальшивый посыл. Поставлен фильм так плохо, что вряд ли мог бы хоть кого-нибудь хоть как-то зацепить. Я так сильно его не люблю, что мне трудно взглянуть на него иначе. Путаный, неряшливый, плохо сделанный, плохо сыгранный, плохо смонтированный, затянутый, и вообще не понимаю, чем он может хоть кому-то быть интересен.

П.К. Вы стали снимать “короткие фильмы” – используем такое определение, которое однажды само стало названием, – потому что критики упрекали ваши прежние (в частности, “Без конца”, за которым и последовала перемена) в том, что они недостаточно стройны, что в них слишком всего много?

К.К. Эти упреки справедливы. Фильмы действительно были нестройными и затянутыми, не складывались в целое. Конечно, в некоторых из них части связывала общая идея, но в других ее трудно уловить. Это так. Но, используя в названии слово “короткий”, я не хотел оповестить публику, что пойду другим путем. Честно говоря, идея назвать фильмы “короткими” пришла мне в голову, когда они были почти закончены, а первый уже смонтирован.

П.К. Было ли это название условным, как “Двойная жизни Вероники”, про которое вы говорили, что не удовлетворены им?