О себе. Автобиография, сценарии, статьи, интервью

К.К. Нет. У фильмов “Декалога” вообще не было никаких названий, мы решили просто обозначить их номерами, например, “Декалог V”, и все. Потом, делая полнометражную версию, я понимал, конечно, что фильм придется назвать, но ничего хорошего на ум не приходило. Однажды я отправился на почту опустить письмо, и когда выходил, мне вдруг пришло в голову: “Короткий фильм об убийстве”. Мне понравилось, потому что тут все правда: это действительно фильм, действительно короткий и в самом деле про убийство. Я подумал, что название хорошо еще и тем, что следующий фильм, который мы как раз закончили снимать и начали монтировать, можно будет назвать “Короткий фильм о любви”. И получится своего рода цикл, как вы это определили. Помимо телевизионного цикла “Декалог” из десяти фильмов получился еще один, маленький, из двух. В какой-то момент была даже идея добавить материала и превратить в полнометражный фильм еще одну серию “Декалога”.

П.К. Какую?

К.К. Занусси, который возглавляет наше кинообъединение, хотел, чтобы это была девятая. Там нетрудно добавить каких-нибудь событий, доснять и смонтировать полнометражный фильм, который, само собой, назывался бы “Короткий фильм о ревности”.

П.К. Потому что на связь “Короткого фильма о любви” с девятым Декалогом не раз указывалось, она сразу видна?

К.К. Да, связь очевидна. Не знаю точно, был бы это фильм о любви или о ревности – скорее всего, о любви и о ревности, о двух сторонах одного чувства, двух сторонах медали. Так что фильмы естественным образом оказались бы как-то связаны. Занусси нравилось, что история увлекательная, рассказана энергично и не понадобится много денег, чтобы превратить ее в полнометражный фильм. И в связи с этим шел разговор о важности финансовой стороны дела, о том, что, может быть, фильм принесет доход. Но честно говоря, у меня не было сил. Мне больше не хотелось этим заниматься.

П.К. Пропало желание?

К.К. Большого желания не было. После десяти фильмов, года съемок и монтажа, который делался параллельно. С меня было довольно. Может, на свежую голову, передохнув, я бы и решился. Но я был совершенно измотан и понял, что просто не хочу.

П.К. После выхода “Декалога” в статьях о вашем творчестве стали появляться слова “тайна”, “мистика”; вы сами не раз употребляли слово “тайна” для обозначения важной стороны своих фильмов. Не могли бы вы пояснить, о чем речь? Например, есть ли тут религиозный подтекст?

К.К. Нет, никакого религиозного подтекста. Все просто и ясно – речь о жизни, о загадках, с которыми мы сталкиваемся каждый день. Загадке жизни, загадке смерти, загадке того, что будет после нее, и того, что было прежде, до нашего рождения: вообще загадке нашего существования именно в это время, именно в этих обстоятельствах – общественных, политических, личных, семейных и любых других, какие придут вам на ум. Строго говоря, каждый вопрос приводит к загадке. И дело, думаю, не в том, сумеем ли мы ее разгадать или нет, потому что мы, конечно, не сумеем. А поскольку жизнь – и моя собственная, и жизнь вообще – видится мне именно так, то это проявляется и в моих фильмах, потому что кино для меня не просто ремесло, но способ рассказывать свои истории. И в этом суть дела. Разумеется, на экране, в контексте фильма, конкретной истории, эти загадки выражаются в малом, в вещах, которые не объясняются, в том, чего не хотят объяснять герои, или в том, чего я сам не хочу объяснять относительно героев. Часто это крохотные, незначительные подробности. Но думаю, в какой-то момент эти мелочи, эти маленькие загадки соединяются, как капельки ртути, в большой вопрос о смысле жизни, нашего существования, о том, что было до и будет после, и есть ли кто-то, кто управляет этим, и зависит ли все от нашего разума или от кого-то или чего-то еще. Эта загадка присутствует всегда. У нее есть, конечно, религиозные коннотации, но они возникают из фундаментальных экзистенциальных вопросов, а не наоборот.

П.К. Хотя слово “тайна” стало появляться в ваших интервью и в статьях кинокритиков после “Декалога”, существует ли тут преемственность с вашими прошлыми фильмами?

К.К. Безусловно. Вы упоминали “Я был солдатом”. Сны, которые снятся людям, лишившимся зрения на фронте, – разве это не тайна? Возможно (никто не знает наверняка, но возможно), благодаря этим снам (а некоторые рассказывали, что видят сны цветные) им удается прожить день. Вот загадка. Эта загадка всегда присутствовала в моих картинах, потому что я всегда старался как можно ближе подойти к человеку – и в документальном, и в игровом кино, как можно сильнее приблизиться к героям. Если это удается, неизбежно сталкиваешься с тайной – потому что она существует на самом деле.