О себе. Автобиография, сценарии, статьи, интервью

Власти не мог понравиться фильм, осуждавший военное положение. Фильм показывал, что оно стало поражением и для тех, кто его ввел, и для тех, кто в нем оказался. “Трибуна люду” писала, что “Без конца” – открытая провокация против социализма и практическое руководство для диссидентов. По тем временам серьезное обвинение. Руководство якобы заключалось в том, что мы предлагали переждать. Это реплика одного из персонажей, адвоката: “Нужно переждать. Потом будет видно. Но сейчас необходимо отступить”. Несколько строк о фильме появилось и в русских газетах. Польская пресса немедленно стала их цитировать. Пособие для диссидентов. Глубоко антисоциалистический фильм.

Оппозиция в свою очередь писала обратное: что фильм снят по заказу властей, потому что в нем говорится о поражении. Правда, в нем показано поражение обеих сторон, но оппозиция не желала видеть себя побежденной. Она считала, что взяла верх или, во всяком случае, вот-вот возьмет. И – как показал 1989 год – оказалась права. Но какой она пришла к этой победе? Вот вопрос, который я всегда задаю. В каком состоянии ты пришел к победе? Достаточно ли у тебя энергии, силы, надежды, идей, чтобы, победив, повести страну в нужном направлении?

Победили, несомненно, лучшие и умнейшие из нас. Но есть ли сегодня основания смотреть в будущее Польши с надеждой? Не уверен – хотя верх одержали наши люди и даже наши друзья. В их добрых намерениях я не сомневаюсь. Просто оказалось, намерений недостаточно.

Сегодня судьба страны беспокоит меня не меньше, чем раньше. А может, и больше, потому что я переживаю очередное разочарование. Из-за того, что не получается организовать все так, как мы себе представляли, – честно, достойно, по-человечески, с умом. Ну, или по крайней мере без очевидных глупостей.

Я вижу, как разные люди с добрыми намерениями в очередной раз пытаются что-то сделать. В истории это случалось уже не раз – попытка поставить страну на ноги, наладить какую-то человеческую жизнь, сделать ее достойной. Но ничего не получается. Каждый раз мы стремимся к порядку и честной, разумной жизни, каждый раз надеемся. И ничего. За свои пятьдесят лет я пережил такое не однажды. Увы, надежда тает. С каждым разочарованием ее все меньше и меньше. Неважно, связывали ли мы ее с коммунистами в 1956-м и 1970-м, с рабочими в 1981-м или с нашей новой властью в 1990-м и 1991-м. Рано или поздно неизменно выясняется, что это очередная иллюзия, очередной обман, очередная мечта. Наливаешь воду в стакан. Льешь, льешь, льешь – внезапно переливается через край. Больше не вмещается – стакан полон.

Не знаю, что такое “свободная Польша”. Свободная Польша совершенно невозможна просто потому, что географически наша страна расположена исключительно неудачно. Но ведь это не значит, что жизнь в ней нельзя организовать с умом. Можно. А между тем управляют ею так же бестолково, как это делалось раньше. Только теперь виноваты мы сами. И это самое печальное.[20]

Распались очень многие связи – дружеские, человеческие, профессиональные. Честно говоря, на пальцах одной руки могу пересчитать приятелей, с которыми встречаюсь в последние четыре-пять лет в Варшаве. И дело не в том, что не хватает времени – просто исчезла потребность видеться. И у меня, и у них. Когда-то мы были очень, исключительно близки с Вайдой. Встречались каждый день. Потом я не видел его года четыре или пять. Наконец встретились на какой-то премьере. Обнялись – и больше ничего. “Позвони”. – “Позвони”. И все.

Я дружу с Эдеком Жебровским – мы вместе работаем и очень друг друга любим. С Занусси, хотя встречаться удается реже. Близко общаемся с Агнешкой Холланд – поскольку она здесь, в Париже, но мы и в Польше виделись так же часто. Поддерживаю отношения с Марцелием Лозиньским, с моими операторами и ближайшими коллегами – композитором, соавтором сценария. Переписываюсь с Ханной Кралль. Но таких людей совсем немного. После военного положения все стало разваливаться.

Возможно, у кого-то есть претензии ко мне. Помню, например, одну историю, которая случилась у меня с близким другом. Мы вместе учились в Киношколе. В шестьдесят восьмом его отца, занимавшего высокий пост в партии, вышвырнули вон. Позже он стал крупным чиновником в [21]министерстве, но в партии не работал уже никогда. И у его сына, бывшего человеком, так сказать, того же склада, что Адам Михник, возникли серьезные проблемы. Он окончил Школу, но на работу его не принимали.

Я снимал документальный фильм и предложил другу пойти ко мне ассистентом. Лучшей работы у него не было, он согласился.