И в этом состоит парадокс политики. Конечно, ей необходимы умные, интеллигентные люди. А разве адвокатуре они не нужны? А искусству? Без таких людей также невозможно существование медицины, литературы, кино. Конечно, всех умных, добрых, мудрых, справедливых, честных, правдивых, энергичных врачей можно посадить в министерство здравоохранения. Но кто будет лечить больных? И так далее. Например, Вайда, который в течение нескольких лет занимался политикой, совершил, по моему глубокому убеждению, огромную ошибку. Он отдал себя делу, которое не стоило его таланта. И ничего не добился. Ничего не изменил. Даже если он сделал тысячу дел – по-настоящему он ничего не достиг. Результат был один: за это время мы не увидели ни одной его картины. Возможно, он еще вернется в кино – и я искренне желаю ему удачи, – но боюсь, что за этот период в нем накопилось слишком много горечи.
Что касается фильма “Без конца”. Оппозиция считала, что я причинил ей вред, потому что не показал ее победы. Я полагал, что показал правду. А церковь была против фильма, потому что героиня совершает самоубийство (не говоря уж о том, что несколько раз снимает трусики). Церкви трудно такое принять. Самоубийство – грех; к тому же героиня оставляет маленького ребенка. На самом деле ей стало хорошо после этого самоубийства. Наконец ей стало хорошо. В единственном кадре или сцене – после самоубийства – я показываю ее освобожденной, счастливой. Она нашла, где ей спокойнее и лучше. Там.
Тем временем однажды на улице я встретил своего соавтора. Он адвокат, особых дел нет, появилось время на размышления. При военном-то положении ему не приходилось жаловаться на отсутствие работы, поскольку в Польше шло огромное количество политических процессов, в которых Песевич принимал участие как адвокат. Но вот военное положение закончилось – даже быстрее, чем мы ожидали. И мы встретились на улице. Было холодно. Шел дождь. Я потерял перчатку. “Надо бы снять фильм по Десяти заповедям, – сказал Песевич. – И это должен сделать ты”. Кошмарная затея, конечно.
Песевич не пишет. Пишу я. Зато он умеет говорить. И не только говорить, но и думать. Мы проводим массу времени за разговорами о наших знакомых, женах, детях, лыжах, машинах. Но все время возвращаемся к истории, которую сочиняем, и прикидываем, что могло бы пригодиться. Часто именно Кшиштоф подает идею – иногда на первый взгляд неосуществимую, тогда я, разумеется, начинаю сопротивляться.
Как было с “Декалогом”? В середине восьмидесятых в стране царили сумятица и хаос – и в жизни каждого из нас тоже. Напряженность, ощущение безнадежности, сгущающегося мрака. В мире – я уже начинал понемногу ездить – тоже было неспокойно. Не только в смысле политики – это чувствовалось и в повседневной жизни. За вежливыми улыбками скрывалось взаимное равнодушие. Я испытывал мучительное чувство, что все чаще встречаю людей, которые просто не знают, зачем живут. И я подумал, что Песевич прав. Как бы это ни было трудно – “Декалог” необходим.
Один фильм или несколько? А может, десять? Сериал или лучше цикл из десяти самостоятельных фильмов, в основе каждого – одна заповедь? Мне казалось, такое решение ближе к принципу самих Десяти заповедей. Десять фраз – десять часовых фильмов. На том этапе речь шла только о сценарии, снимать я пока ничего не собирался. Я уже несколько лет был заместителем художественного руководителя творческого объединения “Тор”. Стоявший во главе его Кшиштоф Занусси много работал за границей, так что мог принимать лишь самые общие решения, и фактически руководил “Тором” я. Одной из своих задач мы считали помощь молодым дебютантам. Я знал много режиссеров, которые не могли найти денег на первый фильм. С давних пор обычным местом для режиссерского дебюта было телевидение – телефильм короче, дешевле, а следовательно, меньше риск. Трудность состояла в том, что телевидение не хотело финансировать отдельные фильмы – просили сериал. В конце концов, согласились на цикл. И я подумал, что если мы напишем десять сценариев и предложим их телевидению под общим названием “Декалог”, десять молодых режиссеров получат возможность снять свой первый фильм. Какое-то время, пока мы с Песевичем работали над текстами, эта мысль нас вдохновляла. Но когда первые варианты сценариев были готовы, я понял, весьма эгоистически, что никому не хочу их отдавать. Некоторые я полюбил и хотел бы поставить сам. А потом стало ясно, что сниму все десять.
Мы сразу решили, что фильмы будут о современности. Была поначалу идея сделать их на материале политики, но к середине восьмидесятых политика перестала нас интересовать.