О современной поэзии

Слово или фраза вряд ли будут изящными, если не отдалиться каким-то образом от обыденного употребления. Я хочу сказать, что его вряд ли можно назвать изящным, хотя это и не означает, что оно непременно окажется неизящным и что изящное сочинение должно состоять только из слов и фраз, оторванных от простого народа. Древние (но не устаревшие) слова обычно кажутся изящными, поскольку они настолько далеки от повседневного употребления, насколько необходимо, чтобы в них имелось нечто необычное и редкое, что не мешает им быть ясными и употребляться свободно и быть уместными рядом с современными словами и фразами279.

Леопарди хвалит традиционный словарь, поскольку это мертвый язык, «подчеркнуто поэтический язык, свойственный поэзии»280. В Италии этот отдельный словарь существовал «не раньше прошлого и настоящего века», потому что древние авторы еще не отточили литературный язык, отдалив его от «повседневного употребления»281: лишь когда этот процесс завершился, лексикон поэтов окончательно отделился от лексикона прозы, возник изящный литературный словарь282.

Идя против общих представлений и против представления о поэзии, изложенного на других страницах «Дневника размышлений», Леопарди оправдывает «поэтический слог». Его позиция может показаться устаревшей, регрессивной, но на самом деле это не так. Его рассуждения повинуются по-настоящему современной логике: Леопарди упорно отстаивает поэтический языковой код, который, однако, в его глазах больше не является чем-то вроде второй натуры, это конвенция, условность, в том числе и потому, что современные литературы – прежде всего французская – доказали, что можно писать стихи, используя язык, близкий непоэтическому языку прозы283. Хотя Леопарди и осуждает подобное нарушение стиля, он понимает, что традиция уже не кажется настолько очевидной: защита классицизма предполагает, что классицизм – лишь одна из возможных поэтик284. По той же причине Леопарди оказывается чувствителен к чрезмерному, ненатуральному употреблению «поэтического слога»: Монти и Парини являются предметом постоянной полемики, как и лирика, которая теряется за декоративными элементами и порождает «стихи без поэзии», написанные «литераторами», а не «поэтами»285, – подобное разделение предвещает другие, более знаменитые формулировки, которые появятся позднее в истории литературы.

На самом деле классицистическая поэтика плохо сочетается с теорией лирики, которую Леопарди разрабатывал с 1826 года. Кажется, будто его работа подчинена двум противоположным тенденциям: романтической, свергающей установленные порядки, подталкивавшей его превратить собственную эмпирическую биографию в предмет стихотворной исповеди, и классицистической, консервативной, побуждающей хранить верность унаследованным нормам, будучи уверенным, что поэзия не принадлежит современному, прозаическому, разочарованному миру, способному обладать истиной, но неспособному обладать красотой:

Кричат, что наша поэзия должна быть современной, то есть должна пользоваться языком и идеями наших дней, живописать современные нравы и, быть может, даже современные происшествия. Поэтому и осуждают обращение к древним вымыслам, мнениям, нравам, событиям. <…> Но я утверждаю, что и в нашем нынешнем веке может быть современным все что угодно, только не поэзия. Как может поэт пользоваться языком, следовать за идеями и изображать нравы поколения, для которого слава – это призрак, свобода, отчизна и любовь к ней – не существуют, истинная любовь – это ребячество; поколения, у которого все иллюзии исчезли, а страсти – и не только сильные, благородные и прекрасные, но и все вообще – угасли?286