О том, почему с нами происходят «случайные» события. Таинственное и непостижимое действие Промысла Божия в окружающем нас мире и в жизни каждого чело

В каких еще приключениях ищут больше следов Промысла: в счастливых или несчастных? Но что и спрашивать! Несчастья, вообще, представляются чем-то мрачным и ужасным, о чем всего лучше не говорить и не мыслить. Хорошо, если почитают их действием правосудия Божия, наказывающего за наши неправды; а чтобы они могли составлять дар любви Божьей, это не приходит и на ум. Правда, что Отцу Небесному, который есть сама Благость, всего приличнее было бы открывать Промысл Свой одними благодеяниями. Но что делать, когда мы все поражены лютым недугом? Милосердный Врач, по самой любви Своей, употребляет горькие вещества. Что делать, когда мы своевольны, стремимся часто на собственную погибель? Мудрый Пестун, по самому усердию к нашему благу, сдерживает шаги безрассудных детей, дабы не пали в бездну. Посмотрим на вселенную: в ней не только солнце, луна и звезды поведают славу Божию, но и «огонь и град, снег и туман, бурный ветер» (Пс. 148, 8), по замечанию св. Давида, прославляют имя Божие. То же и в нашей жизни: что нам кажется тяжким, прискорбным, то самое может быть прямым действием Промысла Божия о нас, орудием славы Его в нас и нашего благоденствия. Ах, братья, прошло то время, когда мы все были созданы для одних радостей! Засеяв сами тернами путь к блаженству, мы не должны роптать, если Промысл ведет нас этим путем; слава Ему и благо нам, если, по крайней мере, мы не совращаемся с него. Пусть стопы наши обливаются кровью: это путь нашего Спасителя, он ведет к небесному отечеству. Сердце наше настолько огрубело, что на нем не иначе может быть снова начертан закон истины и правды, как среди бурь и громов (Исх. 19, 16-18). Будем внимательны к этим грозным гласам, и мы, подобно древним израильтянам, услышим в них глас Господа Бога нашего, Бога отцов наших, наказывающего нас в малом, дабы помиловать милостью великой; увидим, что несчастные случаи, от которых некогда стенало сердце наше, обратились потом к величайшему благу для нас и для ближних наших; что исполнение многих желаний, которые мы всеми силами, но без успеха, старались привести в действие, было бы для нас злом и повлекло бы за собой пагубные последствия; что то самое, о чем мы молились, чего просили, над чем трудились напрасно, содержало в себе для нас гибель, а то, от чего мы отвращались, на что смотрели, как на вред и наказание, было истинным благословением, сказавшимся в перемене нашего образа мыслей, в исправлении нашего поведения; увидим, — и возблагоговеем пред Промыслом, нам благодеявшим!

Каким еще недостаткам подвергаются ищущие в своей жизни следов Промысла? Большей частью ограничивают его действие одним собой, а в себе — современными выгодами, телесной жизнью. Такие люди думают так: «В чем польза, если наше бедствие было весьма поучительно для других, и некоторые, воспользовавшись нашим опытом, обратились на путь правый? Если мы сами не ощутили от него значительной пользы, то этого уже достаточно, чтобы в нем не усматривать Промысла. Какое дело, что некоторые горестные случаи были для души нашей истинным врачевством, раздвинули пред очами нашими завесу, за которой скрывалась наша душевная погибель, возвратили нам добродетель, давно потерянную? Если от них расстроилось наше внешнее состояние, если урок, ими преподанный, сопряжен с ущербом нашего здоровья или чести, то случаи эти не от Бога, они постигли нас без Промысла». Таковы правила суждения у нашего самолюбия, у нашего внимания ко благу ближних и к собственному благу души нашей! Неужели и Промысл Божий должен сообразовываться с ним? Неужели потому, что глаз наш завистлив (Мф. 20, 15), и ему надобно престать быть благим? Нет, довольно того, что мы все ограничиваем собой, не смотрим на нужды и пользу других, хотели бы себя поставить сосредоточением и концом всего рода человеческого и всех событий в мире. Любовь Божия выше всех нас, потому объемлет собою всех братий наших, через бедствия одного научит других, счастьем некоторых назидает всех нас, которые непрестанно разрывают союз единства. Довольно того, что мы сами печемся более о теле, нежели о душе, прилепляемся без ума к временному и не помышляем о вечном. Промысл вечен и свят; и потому во всех своих судьбах о нас имеет в виду не столько блаженство временное, сколько вечное, не столько благоденствие по телу, сколько благосостояние по духу. Пусть поражается наш внешний человек, пусть страдает плоть хотя бы так, как она страдала у Иова: если дух оживает, если «сокровенный сердца человек в нетленной [красоте] кроткого и молчаливого духа», (1 Пет. 3, 4) цел и растет, то мы благоденствуем. Вот образ суждения о нас Промысла! Многое в жизни нашей, если не все, представлялось бы нам совершенно иным, если бы мы постоянно прилагали такой святой образ суждений! Сколько раз, рассматривая жизнь нашу, мы вынуждены были бы сказать самим себе: «Так этому надлежало быть, ибо мы созданы не для земли, а для неба! Так премудрость Божия не должна была попустить этого, ибо она печется не о мне только, но и обо всех!»