Об образе и смысле смерти

С помощью фермента смерти душевная жизнь развивается на телесной основе. Из космически юного тела пластических сил в течение жизни возникает мир образов памяти. Но он не в состоянии сохранить тело, не говоря уже о том, чтобы построить его; именно разрушению тела он обязан своим существованием. Душевный внутренний мир (память — это в какой‑то мере лишь самая материальная его часть) в ходе своего развития все больше освобождается от связи с космосом. Он должен был бы, оставив тело, пребывать в вечной изоляции от космоса, если бы для него не существовало возможности превращения.

Можно ли предположить, что душа в состоянии раствориться в космосе? Мне кажется, что воспитанное на наблюдении за природой мышление не может примириться с таким предположением.

С тех пор как Юлиус Роберт Майер открыл закон сохранения энергии, мы знаем, что в области физических сил постоянно происходит превращение одной формы энергии в другую: движение превращается в теплоту или электричество, последнее — в теплоту, движение или свет и т. д. Даже там, где на первый взгляд кажется, что энергия исчезла, при ближайшем рассмотрении оказывается, что это не так: всегда происходит превращение. Весь космос образует "целое", в котором сохраняются воспринимаемые энергии.

Нечто похожее можно наблюдать и в сфере жизни. Здесь мы тоже обнаруживаем превращение — но только в рамках биологического целого. Можно в процессе выращивания или разведения изменить растение или животное, но лишь в пределах, которые обеспечивают сохранение целостности "вида". Так, у коров в процессе селекции можно поднять удои на невероятную высоту; но оказывается, что такие животные страдают повышенной чувствительностью к туберкулезу. Иными словами: животновод может сместить силы внутри биологического целого, но в то время как в результате этого один орган начинает функционировать интенсивнее, другому наносится ущерб. Можно привести множество подобных примеров. Мы видим, таким образом, что биологические процессы совершаются внутри целого, в котором объем биологических сил остается постоянным. Усиление одной функции происходит только за счет другой.

У человека, напротив, наблюдается нечто новое: часть пластических сил поднимается в душевную сферу. Но этого было бы недостаточно, чтобы оформить душевное начало как целое. Память, например, ясно обнаруживает две разные стороны: непроизвольную — что‑то приходит нам в голову — и произвольную — мы вызываем в себе какое‑то воспоминание, а когда нам это не удается в необходимой мере, мы тренируем память. Непроизвольная память основана на предрасположении и, видимо, ослабевает в той мере, в какой человек развивает свой интеллект. Иными словами: непроизвольно развивающаяся душевная жизнь не образует (по крайней мере, сегодня) никакого целого из своих собственных сил; мы вынуждены прибегать к волевому вмешательству "я", если надо совершить нечто толковое.

Это относится, естественно, и к мышлению; простое нанизывание случайных мыслей — еще не мышление, как и беседа за чашкой чая — еще не философская академия. Точно так же и во всей душевной жизни: все непроизвольное, неосознанное сегодня больше и больше становится негодным; душевная жизнь может быть оформлена как целое только при вмешательстве "я". "Я" — это не абстракция, как хотели бы представить его некоторые философы и психологи, "я" — это силовой центр, из которого исходит оформление душевной жизни как целого; духовный зародыш, который на основе отмирающего организма вырастает до "духовного человека".

Как тело пластических сил для физического организма является образующим целое, так и "я" является тем же для души. Без вмешательства "я" душа имеет склонность распадаться, подобно тому как это происходит с физическим телом, когда тело пластических сил перестает сохранять его единство. Только душа, которую пронизывает "я", может ставить цели, использовать энергию, накапливать жизненный опыт, развивать способности и в конце концов достигать жизненной зрелости. Лишь душа, которую пронизывает "я", может быть здорова.

Для целенаправленного развития душевной жизни большую роль играет, конечно, память; но столь же большую роль играет и способность забывать. Вспомним, сколько частностей надо усвоить, чтобы научиться писать или овладеть каким‑нибудь другим умением. Но пока мы удерживаем эти частности в сознании, способность не может развиваться. Для этого необходимо, чтобы частности внутренне переплавились, образовали новое "целое" — ведь с помощью каждого вновь обретенного умения (изучение нового языка; технические, художественные навыки) человек в какой‑то мере формирует в себе нового человека. То, что могут протисты в биологической сфере — делиться, — человек может в душевной сфере.