Об образе и смысле смерти

Когда духовно–душевный микрокосм, таким образом, переживает себя в духовно–душевном макрокосме, между ними зарождается связь, которая затем в земной жизни проявляет себя как "судьба". Руководствуясь широким взглядом на мировые необходимости, "я" дает согласие и на такую судьбу, которую оно позже — в силу ограниченности земного сознания — воспримет, быть может, как тяжелую. Но во время воплощения "я" погружается в состояние сумеречного сознания, которое дает нам возможность вообще искать и переносить неизбежные события и удары судьбы. Сколь многое, что принесло нам самые тяжелые, а потому важные переживания, мы вначале переживали совсем по–другому, чем в конце, когда оно превратилось во что‑то новое.

Мы весьма склонны жаловаться на судьбу. Однако если мы осознаем, что существо человека не исчерпывается биологической ипостасью, но что человеческое "я" без судьбы вообще не смогло бы развиваться, мы постепенно научимся не роптать на судьбу, а затем узнаем, что силы, нужные для преодоления жизненных трудностей, растут по мере того, как мы перестаем бороться сами с собой.

Даже тяжелую судьбу мы искали сами, чтобы развить силы, которых у нас прежде не было. О том, что этих сил у нас не было, свидетельствуют как раз те поступки, из которых мы сами слагаем свою судьбу. Положительное отношение к нашей судьбе постепенно приводит нас к углубленному самопознанию и пониманию нашего собственного прошлого.

Подобно тому как в макрокосме действует закон, по которому никакая энергия не пропадает, но лишь подлежит превращению, действует он в высшем смысле и для микрокосма человека: ни одна работа и ни одно усилие, даже на первый взгляд бесплодное, в действительности не проходит даром; все сохраняется в измененной форме и в конце концов превращается в собственное существо "я".

От "я" исходит функция целостности, объемлющая противоположности чувственного мира явлений в бодрствовании и сне, в запоминании и забывании, в жизни и смерти.

Жизнь и смерть — на первый взгляд непримиримые противоположности, игра враждебных друг другу сил! И тем не менее, эти силы за пеленой видимого мира протягивают друг другу руки, чтобы сквозь череду рождений и смертей нести своего первенца: человека — "я"!

Рождается ребенок. Тело формируют действующие из поколения в поколение мудрые пластические силы. Из духовного мира спускается "я" для нового воплощения. Оно пытается подчинить себе тело, которое представляет собой еще такой неуклюжий инструмент. С первым вздохом, появление которого по–прежнему остается загадкой для физиологии, душа через воздух прикасается к телу и с ритмом дыхания постепенно проникает все глубже и глубже, пока к середине жизни дыхание не достигает максимальной глубины, и вот, словно зеркально отражая первую половину жизни, объем дыхания начинает постепенно сокращаться.

Но дыхание — это еще не развитие. Вокруг колыбели должен играть свет, чтобы ребенок действительно воплотился; в комнате, выходящей на север, он заболевает. Силы света проникают до самых костей; без их формирующей власти кости остаются мягкими и недоразвитыми. Весь организм пронизывается светом и формируется таким образом, что однажды человек говорит о своем теле: "Я есть Я". Ощущая свое тело, он пробуждается к познанию своего духовного существа. Потому что как человек формирует свою душевную жизнь исходя из "я", так свет формирует тело. И с лучами света "я" витает возле детского тела, формируя его по своему образу и подобию. Таинства творения повторяются в появлении и становлении каждого человеческого тела. Когда "я" с помощью лучей света сформировало тело как свой образ, тогда только оно может соединиться с этим образом и заявить из тела о своем существе: "Я есть Я".

С этого момента "я" наблюдает из тела за проявлениями света в наружном мире. Таинственным образом оно соединяет то, что свет распространяет по земле в виде красок и теней, со своими собственными пластическими силами и сплетает из этого память. Когда же световая ткань готова, она выскальзывает из мертвого земного тела и формирует отныне оболочку из образов памяти для "я", которое озирает в ней панораму своей жизни.

Снова начинается мудрый процесс переплавки — словно гусеница превращается в куколку. Из световой ткани как шлак удаляется то, что было лишь тенью земного мира, что "я" еще не сумело сформировать из своих сил. Образы переплавляются, и то, что "я" выносит из этой жизни как духовный итог, оно может теперь как чистую световую субстанцию соединить со своим сокровеннейшим существом.

Пока, по прошествии мирового дня, оно снова не будет доверено тем силам, которые на лучах света спустят его в земную обитель.

Рождается ребенок. И если он помнит о своем происхождении в свете, ему откроется однажды, какая глубокая, охватывающая рождение и смерть истина заключена в словах: "Я свет миру".

Самоубийство и преждевременная смерть