Об образе и смысле смерти

Он не хотел смириться с тяжелой судьбой. Но, похоже, здесь имеет место нечто аналогичное тому, что происходит в физической и биологической сфере: то, что действительно существует, не может исчезнуть, оно может быть лишь преобразовано. И пока человек живет на земле, он всегда может что‑нибудь преобразовывать. Какие мощные силы исходят от человека, который терпеливо переносит тяжелое страдание! Мы чувствуем, что эти силы укрепляют нас, ведь они показывают нам пример победы духа. Я с благодарностью вспоминаю одного больного, у которого злокачественное заболевание суставов отняло подвижность не только рук и ног, но в конце концов и головы. И тем не менее к нему каждый день приходило множество страждущих и нуждающихся в утешении, поскольку он в своем страдании сохранил полную свободу духа, которая выражалась в его неиссякаемом юморе. Собственно говоря, трагедия положения самоубийцы заключается в том, что в результате своего деяния он полностью лишается свободы. Ведь это деяние основано на ложном предположении, что с разрушением тела приходит конец и духу. Поэтому сразу после смерти у самоубийцы должно возникнуть сильное желание сделать так, чтобы этого деяния не было. Но для этого он должен вернуться в земной мир. Нам понятно, таким образом, утверждение Рудольфа Штайнера, что самоубийца после смерти страдает именно оттого, что его мучит сильная тоска по земному телу. Это продолжается ровно столько, сколько эфирное тело (которое он не смог разрушить своим деянием) могло бы в нормальных условиях сохранять физическое тело. То, что Рудольф Штайнер сообщает как потрясающий результат своего духовного исследования, литература и народная традиция знает в тысячах описаний.

Мы не будем здесь подробно рассматривать дальнейшую судьбу этих душ. Конечно, совершенно неправильно было бы считать их "несуществующими" — это та самая ошибка, которая стала для них роковой. Эти души еще настоятельнее, чем души других умерших, нуждаются в доброй памяти живущих{67}. Но было бы слишком мало и даже неверно, если бы мы захотели удовлетвориться этим. Потому что мы не должны недооценивать серьезность положения, которое проявляет себя в подымающейся каждый год кривой самоубийств. Действенная профилактика здесь — как и вообще — возможна только при условии правильного понимания причин. То, что эти причины в широком смысле коренятся в материалистическом мировоззрении, явствует из связей, которые мы проследили. Но при этом нельзя искать материализм исключительно там, где он заявляет о себе как о мировоззрении, потому что в этом случае можно даже ошибочно заключить, что он преодолен. Мы сегодня живем скорее во второй фазе материализма, когда он сам провозглашает себя преодоленным, в то время как он давно проник в бытующие науки и в жизненную практику. Распознать его здесь гораздо труднее, но тем важнее это для жизненной практики. В последней главе мы еще вернемся к этому вопросу.

Как уже было сказано выше, причины самоубийства — это почти всегда не те мотивы, которые приводит сам потерпевший, а все те факторы, которые определяли его жизнь. Не говоря уже о воспитании в семье, здесь прежде всего обращает на себя внимание школа. Если в школе заведен такой порядок, что учитель сознает: индивидуальность, которая заключает в себе все прошлое человечества, надо ввести в современность; если ему удается так руководить душами детей, что они сначала чувствуют, а потом и узнают в явлениях чувственного мира действие духовного мира, в котором они жили до рождения, тогда в этих душах возникает здоровое доверие к самим себе и к жизни на земле. А это в конечном счете самая эффективная профилактика склонности к самоубийству.

Кроме того, учитель должен бы разглядеть односторонность ученика и выровнять ее: слишком сильную привязанность к телу, которая может привести к духовной слепоте, или склонность к поверхностно–иллюзорному взгляду. Обе крайности создают основу для развития эгоцентрической душевной жизни, которая в конце концов все больше и больше теряет связь с окружающим миром, пока не погибнет сама по себе.

Ведь человеческая душа непременно нуждается в духовно–душевной связи с социальным окружением — так же, как в пище для тела. И во временном отношении она представляет собой единицу, которая вместе с другими душами образует более обширные единицы, такие, как народ и т. д. Человеческая душа поэтому относится к определенному времени и определенному месту. Рождение и смерть — моменты, обусловленные связью с прежними воплощениями и с другими душами. И — не станем обманывать себя — рожденные с нами души принадлежат именно нашему времени, и если одна из них добровольно исключает себя, то это неизбежно пагубно отразится на целом.

У каждого отдельного человека есть обязанности по отношению к обществу, в котором и за счет которого он живет; и с другой стороны, самоубийство — не только индивидуальная, но и социальная проблема; общество должно чувствовать ответственность за слабых, которые думают, что у них нет силы жить.