Читаем Об образе и смысле смерти полностью

Гильгамеш не может постичь участи друга, потому что его духовный взгляд уже не преодолевает порога смерти. Его душа уже настолько прочно вжилась в земную жизнь, что сила прозрения утратила ясность.

В надежде разрешить загадку смерти он направляется к своему праотцу: он знает, что у того еще нет потребности переживать смерть как нечто ужасное. А это означает, что он идет по пути посвящения в древние мистерии, по пути, который позволяет душе обрести духовную связь с предками. Здесь обнаруживается, что жизнь на земле, собственно физическая родословная, к этому времени уже настолько значительно повлияла на структуру души, что обусловила ее способ познания: вместо того, чтобы непосредственно проникнуть взглядом в духовный мир, она должна идти "дорогой предков". Во время своих скитаний Гильгамеш встречает у моря богиню Сидури, виночерпия богов. К ней обращается он, чтобы узнать о дороге к предкам, но она не может подать ему никакой надежды, ведь: …Никто с древнейших времен не плыл через море; Шамаш это совершил, и никто не решится снова. Затруднен переход, тяжела дорога, Глубоки воды смерти, заградившие подступ!

Когда же наконец Гильгамеш после долгих странствий получил доступ к праотцу, тот вынужден сказать ему:


Навсегда ли мы строим дома?


Трудимся навсегда ли?


Навсегда ли друг с другом расстаются братья?


Навсегда ли ненависть входит в сердце?


Навсегда ли реки заливают равнины?


Навсегда ли птицы увидели солнце?


Нет с давнишних пор на земле бессмертья,


Мертвый и спящий друг с другом схожи,


Оба не знают лика смерти.


Властелин и слуга равны перед нею,


Аннунаки, великие боги, ее скрывают,


Мамету, госпожа судеб, управляет с ними,


Жизнь или смерть они указуют,


Не дают указать смертного часа!




Когда Гильгамешу наконец удается заклятиями вызвать своего друга Энкиду из подземного царства, тот боится поведать другу страшную правду:


Не скажу я, друг мой, не скажу я!


Если бы закон земли сказал я,


Сел бы ты тогда и заплакал! —


Что же? Пусть я сяду и заплачу!


Скажи мне закон земли, который ты знаешь. —


Голова, которой ты касался и которой радовался сердцем,


Точно старую одежду, червь ее пожирает!


Грудь, которой ты касался и которой радовался сердцем,


Точно старый мешок, полна она пыли! Все тело мое пыли подобно! —


Того, кто умер смертью железа, ты видел? —


Видел! Он лежит на постели, пьет прозрачную воду. —


А того, кто убит в бою, ты видел? —


Видел! Мать и отец его голову держат, над ним наклонились. —


А того, чье тело брошено в поле, ты видел? —


Видел! Его тень не находит в земле покоя. —


А того, о чьем духе никто не печется, ты видел? —


Видел! Остатки в горшках и объедки с улицы ест он.




Мы видим: для Гильгамеша смерть вообще бессмысленное событие. Это, собственно говоря, должно казаться странным, поскольку ему все же удается, проникнув в мир мертвых, увидеть душу своего друга в ее потустороннем состоянии. Но загадка смерти для него тем самым не разрешается; кажется, что смерть разлучила друзей навсегда.

Столь же неутешительна картина подземного царства, набросанная в "Хождении Иштар":


К стране, откуда нет возврата, к мрачной стране


Обращает Иштар, дочь луны, свою мысль.


Дочь луны обращает мысль


К жилищу мрака, обиталищу Иркалласа,


К жилищу, которое никто не покидает,


кто однажды ступил туда,


К пути, по которому нельзя вернуться,


К жилищу, обитатели которого не видят света,


Где земля их жалкая пища, глина их еда,


Где они не видят света, живут во мраке;


Перейти на страницу:

Похожие книги

Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука