Обещания и гранаты

Положив руку на ее талию, я пытаюсь не восхищаться мягким хлопком ее легкого красного сарафана с глубоким декольте и бантом под грудью; больше всего на свете я хочу развязать его и насладиться ей прямо здесь и сейчас.

С тех пор, как на мое крыльцо подкинули ту флешку, мы погрузились в своего рода рутину: я работаю не покладая рук, пытаясь найти шантажиста – что пока не дало никаких результатов, – а она заказывает разное дерьмо с моей кредитки и пытается понять, как его использовать.

В первый день она занялась рыбалкой. Заказала неоново-розовую удочку и коробку со снастями в цвет, затем встала в четыре утра, готовая применить теоретические знания на практике.

Вернулась она через час, возмущаясь, потому что ей никто не сказал, что рыбалка – это жутко скучно.

На следующий день – наблюдение за звездами, правда, вырубилась она задолго до того, как на небе появились первые созвездия.

Я знаю об этом только потому, что не спал со дня ее приезда. Сижу каждую ночь в кресле в гостиной с бутылкой скотча, пытаюсь собраться с духом и лечь с ней в одну постель.

Но есть причина, по которой Елена еще не видела меня голым; та же, из-за которой я не могу позволить себе быть таким уязвимым рядом с ней. Мое тело, благодаря годам изнурительных тренировок стройное и мускулистое, испорчено многочисленными шрамами.

Доказательствами злодеяний, навечно оставшихся на моей коже.

Хотя это не имеет никакого отношения к тому, почему я ее еще не трахал. На самом деле за этим фактом не кроется никакой конкретной причины, просто такова реальность.

Если и трахать ее, то я хочу сделать это хорошо, не боясь потерять стояк, потому что слишком занят мыслями о людях, которые охотятся на нас, или о том, как развернется мой план, к выполнению которого я еще даже не приступил.

Поэтому мы и приехали в «Огненную колесницу». Учитывая ветхие деревянные полы и забитые досками окна, через которые не проходит солнечный свет, я удивлен, что она еще не развернулась и не сбежала отсюда.

Елена определенно не ходит по таким местам по собственной воле.

И все же, как только моя рука касается ее, она практически тает в движении, позволяя мне вести ее через зал. Мои плечи напрягаются, раздражение струится вниз по позвоночнику, когда головы поворачиваются в ее сторону, а глаза жадно пялятся на ее изгибы, словно они выставлены для них, как на витрине.

Вероятно, меня никто не узнает в этом свете.

Мы садимся за столик в дальнем конце – тот же, за которым сидел Колено Морелли две недели назад. Гвен, официантка с коротко стриженными светлыми волосами и пирсингом в носу, подходит, чтобы принять наш заказ; Елена неуверенно берет бумажное меню с коробки для салфеток и принимается изучать его, поджав губы.

– Я особо не ем морепродукты, – говорит Елена, переворачивая меню в руках. Она поднимает взгляд на Гвен. – Что бы вы посоветовали?

– Ничего, кроме напитков, – бурчит Гвен, постукивая ручкой по краю блокнота.

– Гвен, – говорю я, положив руку позади Елены на спинку диванчика. – Что это за сервис?

Она закатывает глаза, переминаясь с ноги на ногу.

– Я пытаюсь спасти ее от верного отравления. Сегодня на кухне хозяйничает Винсент, и даже Джонас не станет есть его стряпню. – Бросив взгляд на Елену, она округляет свои карие глаза. – А Джонас может есть что угодно. К чему не прикасался Винсент.

Вздохнув, я тру точку между бровей костяшками пальцев, словно пытаясь прогнать боль, которая возникает каждый раз, когда я пересекаю порог этого заведения. Если бы у него не было столько ярых фанатов на Аплане, я бы совсем не позволил ему функционировать, но мама всегда говорила, что не нужно исправлять вещи, которые не нуждаются в ремонте.

Так что «Колесница» продолжает существовать во всей своей дерьмовой славе.

– Почему тогда Винсент за стойкой, если должен быть на кухне? – спрашиваю я.

Гвен пожимает плечами.

– Рук не хватает. Новенькая заболела, поэтому Блю помогает с выпивкой.

Новенькая заболела? Черт подери.

– А кто тогда на двери, если Блю занят?

– Э-э… – Гвен отворачивается, окидывает коротким взглядом зал, словно выискивая двухметрового, стокилограммового качка, что я нанял присматривать за нашими посетителями. Конечно, войдя в бар, я уже знал ответ. – Никого?

Делая глубокий вдох, я пытаюсь успокоить гнев, бурлящий, как чугунный котел, в моем животе. Он обжигает, грозя выплеснуться наружу; Гвен делает шаг назад, словно предчувствуя мой приближающийся взрыв.

– Пожалуй, я попробую лазанью с морепродуктами. Стараюсь не забывать свои итальянские корни, все такое, – внезапно говорит Елена, отодвинув от себя меню. – И диетическую колу.

Гвен внимательно смотрит на Елену, вскинув бровь. Вместо того, чтобы забрать меню, она смотрит на меня, словно ожидая одобрения.

Елена напрягается, ее плечи касаются моей руки.

– Мне не нужно разрешение Кэллума, чтобы заказать себе еду.

В глазах официантки вяло сверкает намек на веселье при упоминании моего полного имени.

– Просто я не уверена, понимаешь ли ты, насколько из Винни отвратительный повар…