Обещания и гранаты

Учитывая полное равнодушие других посетителей, возможно, так и есть.

Закинув сумочку повыше на плечо, я поднимаю ногу и со всей силы опускаю ее на пальцы Винни, наслаждаясь хрустом костей. Он визжит, как резаная свинья, вторая рука корчится и извивается, словно тоже чувствует боль.

Разворачиваюсь, выискивая глазами выход, и в этот момент чувствую укол в тыльную сторону голени. Опустив взгляд, я вижу, как рука Винни сжимает шприц, который он только что воткнул мне в ногу.

Паника нарастает в груди, я смотрю на Гвен, та пялится в ответ во все глаза, рот слегка приоткрыт.

– Винни… – говорит она, нотка волнения закрадывается в ее тон.

Он перекатывается на спину, бросает шприц за барную стойку, продолжая сжимать промежность.

– Плевать. Она сама напросилась.

Моя грудь напрягается через несколько секунд, ноги определенно застыли на месте, пока я наблюдаю, как Винни корчится на полу. Сердце начинает бешено колотиться, настолько быстро и громко, что я больше ничего не слышу, кроме него, а страх сжимает горло так, что трудно дышать.

Я разворачиваюсь, не зная, что делать и сколько времени понадобится той дряни, что он вколол, чтобы подействовать.

Гвен стоит на месте, даже когда я двигаюсь в сторону выхода. Толкнув дверь трясущимися руками, я жмурюсь от яркого солнца, не обращая внимания на прохладный морской воздух, затем стараюсь привыкнуть к резкой перемене атмосферы.

Сердце колотится где-то в горле, я оглядываюсь и понимаю, что вышла через другую дверь. Не знаю, как у меня получилось развернуться, но я берусь за ручку двери, чтобы зайти обратно, однако дверь оказывается заперта.

Сглотнув, иду вниз по переулку, глаза пульсируют с каждым шагом, пока я бреду к главной улице.

Кэла нигде не видно, и мысль о том, что меня по-настоящему бросили, снова всплывает в мозгу, отчего сводит живот. Замешательство плотно поселяется в моей голове, туда же закрадывается мысль о непринятии, отчего я чувствую себя идиоткой.

То, что он дал тебе свою кредитку и несколько оргазмов, не говорит о том, что ты ему действительно интересна.

К тому же я и не должна желать большего. Еще прошло совсем мало времени с начала нашего насильного союза, чего я вообще ожидала? Что он тоже будет сходит по мне с ума так же, как я сходила по нему всю жизнь? И что у нас все получится, несмотря на все препятствия, которые нас разделяют?

Нет, Елена, это не диснеевский фильм и не любовная поэма.

Глупая, глупая девчонка.

Позволив чувствам победить разум, я застряла в его доме и даже не пыталась все это время сбежать.

Окинув улицу взглядом, я поджимаю губы, задумавшись.

Набрав полную грудь воздуха, я не обращаю внимания на тревогу, нарастающую в душе, выпрямляюсь и одной рукой поправляю разрез платья.

Затем бросаюсь бежать.

Глава 15. Кэл

Как только моя сестра открывает рот, чтобы плюнуть ядом, на меня накатывает волна ностальгии и почти сбивает с ног.

На долю секунды я снова оказался ребенком, стоящим на просевшем бетонном крыльце маленького домика в Северной Каролине; мокрая после дождя одежда липнет к телу. Капли воды скатываются с кончика носа, пока я жду в надежде, вдруг, хоть на этот раз, человек, который подарил мне жизнь, откроет дверь.

Рука в кармане плаща сжимает клочок бумаги, прощальную записку от матери. К тому времени я прочитал ее столько раз, что уже запомнил наизусть.

«Похоронный блюз» Одена, нацарапанный трясущимися от рака руками, вверху адрес человека, о котором она никогда не говорила. Человека, который тринадцать лет назад встретил темноволосую незнакомку в ночном клубе, отвез ее домой, а потом исчез навсегда.

Только когда мама разыскала его вместе с доказательством их интрижки, она узнала, что он был женат.

Его жена только что родила первенца.

Я ему был не нужен. Он сказал матери разбираться со своими проблемами самой и больше не возвращаться.

Она и не стала.

В смысле, не стала разбираться со мной.

И я провел первые десять лет своей жизни, не зная, что отец от меня попросту отказался. Что я результат дурного решения, появившийся на свет, потому что моя мать была практически святой и не хотела никого наказывать за свои ошибки.

Однако вселенная ее за это не наградила.

Поэтому я оказался на пороге своего донора спермы, молясь, чтобы за тринадцать лет он научился лучше относиться к мысли о внебрачном ребенке. Что, возможно, он обрадуется еще одному сыну, который станет верным другом второму, не незаконнорожденному ублюдку.

В горле комок, я жду под дверью, как ждал до этого уже четыре раза на этой неделе, костяшки покраснели от стука. Ливень не заглушает стук в моей голове; он не прекращается, даже когда я опускаю руку.

Честно говоря, сам не понимаю, чего жду. Моя мать меньше суток лежит на глубине шести футов, а я уже пытаюсь найти, кем ее заменить.

Возможно, я действительно злой и эгоистичный, как постоянно твердит мой дед.