В его глазах ничего нет – ни уязвимости, ни тревоги, ни стыда. Кэл просто смотрит на меня, умело скрывая чувства, хотя я понимаю по тому, как напрягается его шея, что ему все это не нравится.
– Я не бог, – говорит он, сбивчиво выдыхая. Его пальцы впиваются в мой зад, удерживая на плаву, и я чувствую, как член Кэла упирается в меня, выискивая вход без его помощи. – Просто несчастная душа, которой каким-то образом удалось сотню раз обмануть смерть.
Я рискую посмотреть вниз, скольжу взглядом по его залитой солнцем коже. По большей части она гладкая и бронзовая, явно такой тон у него от природы, учитывая, что Кэл предпочитает проводить время дома.
Но крупные участки украшены шрамами, которые поблескивают в преломляемом под водой свете. Некоторые меньше, некоторые длинные и широкие, разбросанные по всему торсу.
Один особенно длинный тянется через грудную клетку, я неуверенно опускаю руку и скольжу по нему большим пальцем. Шрам грубый, шероховатый и немного менее розовый, чем все остальные, испещряющие его кожу.
Кэл резко втягивает воздух сквозь зубы, и я замираю, испуганно распахнув глаза.
– Вот дерьмо, прости. Больно?
Подсадив меня повыше, Кэл усмехается. Моя киска пульсирует в том месте, где наша кожа соприкасается, от этого стремительного наступления у меня кружится голова.
– Не самое приятное ощущение, – говорит он; его губы близки к моим, и это очень отвлекает. – Не сильно больно, но шрамы, как правило, более чувствительны. – Он меняет положение, одна рука оказывается по середине моего зада, а вторая скользит по бедру и гладит букву К. – Нервные окончания восстанавливаются, но келоидные рубцы обычно хуже всего, из-за излишков коллагена.
Я медленно провожу по шраму рукой, высматривая в его лице признаки дискомфорта.
– Что произошло?
Кэл улыбается.
– Когда именно? Киллерам не всегда все сходит с рук.
На мгновение я задерживаю дыхание, стараясь оставить отпечаток грубых краев в своей ладони и сопоставить их с мужественной фигурой, которая держит меня.
– Откуда у тебя этот шрам?
Что-то холодное появляется в его лице, отчего по спине бегут мурашки. Кэл начинает заходить глубже в воду; не знаю, как скоро он перестанет доставать ногами до дна, но мне кажется, мы уже опасно близко к этому.
Как метафорично.
– Меня предали, – тихо говорит он, его правая рука запутывается в моих волосах. – И я поклялся не подпускать к себе больше никого, чтобы снова не испытывать ту боль.
Похоже на признание, правда, я не совсем уверена в чем. Своего рода обещание, прошептанное на ухо, напрямую твоей душе. Свое я нарушаю – наклоняюсь и дарю ему поцелуй, прежде чем заговорить.
– Ты не несчастная душа, – шепчу я, боясь проткнуть пузырь между нами; сердце колотится так быстро, что меня мутит.
Сжав пальцы в моих волосах, Кэл выдыхает, мятный аромат его дыхания скользит по моему подбородку.
– Прямо сейчас я определенно с тобой согласен.
Я сошла с ума.
Не вижу другой причины, зачем я решаю вернуться в «Огненную колесницу», словно у меня не было там достаточно проблем.
Но меня сжирает любопытство, поэтому я отправляюсь туда, чтобы отыскать девушку, которую встретила в прошлый раз, и попытаться узнать, кем она приходится Кэлу.
Может, это она его предала.
Вышибала окидывает меня взглядом с ног до головы, когда я вылезаю с заднего сиденья машины Кэла, и скрещивает массивные руки на груди. Из-под рукава его рубашки торчит нижняя часть татуировки в виде якоря, а его глаза кристально-голубого цвета. Никогда таких не видела.
Я стою и около секунды тупо смотрю в его глаза, потерявшие яркость.
Он откашливается и машет ладонью перед моим лицом.
– Извини, несовершеннолетним сюда нельзя. «Данкин Донатс» в той стороне.
Я смотрю на вышибалу в ответ, откидываю волосы с плеч.
– Э-э, нет, мне не нужен «Данкин Донатс». Я надеялась посидеть внутри у бара? Я… пытаюсь кое-кого найти и надеюсь, они объявятся, если я пробуду здесь достаточно долго.
– Ошиваться в баре просто так строго запрещено.
Его твердый отказной тон выводит меня из себя.
– Я не собираюсь там ошиваться, я же только что сказала, почему хочу посидеть там.
Он смотрит на меня и пожимает плечами.
– Ты заходишь в бар и ничего не заказываешь, значит, согласно нашей бизнес-политике, ошиваешься без дела.
– Ладно, тогда я что-нибудь закажу.
Вышибала фыркает, но его лицо каким-то образом остается непоколебимым.
– Милочка, если ты думаешь, я поверю, что тебе больше двадцати одного, то ты гораздо тупее, чем кажешься в своем коротком платьице.
Кровь вскипает в жилах, когда он оскорбляет меня, и я собираю волосы в пучок.
– Платье короткое, чтобы было удобнее хорошенько пнуть тебя.
Я замахиваюсь ногой, целясь в его промежность, подавшись вперед всем корпусом. Вопросы будем задавать потом. Вдруг кто-то хватает меня за бицепс и дергает назад, так что я разворачиваюсь лицом в сторону улицы. Меня переклинивает, страх так быстро разрастается в животе, что я чуть не складываюсь пополам от приступа.