Обещания и гранаты

Подобно удару молнии, внезапная резкая боль пронзает грудь, потрясая меня до глубины души.

Тридцать два. Маме было тридцать два года, когда она умерла.

Осознание того, что скоро я проживу на этой планете дольше, чем она, врезается в меня ножом и открывает рваную рану, которая, как мне когда-то казалось, уже зажила. И все же то, как эта рана пульсирует, болит и истекает свежей кровью, свидетельствует об обратном.

– Она красивая, – тихо говорит Елена, нежно вытаскивая меня из ведущей вниз спирали мыслей, возможно, сама об этом не догадываясь. Она внимательно смотрит на фотографию, не зная об экзистенциальном кризисе, назревающем в моей голове, довольная тем, что я поделился еще одним своим секретом.

Если бы на ее месте был кто-то другой, я бы не осмелился на подобное. Никогда не привел бы другую в свой дом жить, не говоря уже о том, чтобы изливать ей душу.

Не люблю рисковать и доверять свою жизнь в руки судьбы. Но в этой женщине есть что-то, ради чего я хочу рискнуть всем.

– Благодаря ей я в детстве увлекся поэзией. Она постоянно читала Шекспира и знала Чосера наизусть. Ты бы ей понравилась.

Я убираю волосы с ее бледного плеча, оставив следующую мысль неозвученной, спрятанной в глубинах моей души, где ей самое место. Понравился бы ей я?

– Это точно. Я очень обаятельна, – хихикает Елена, и этот звук пронзает мою грудь, как тупой нож, который пробивает плоть и кость и выходит с другой стороны.

Подавшись вперед, я достаю кошелек из кармана штанов, затем выуживаю из него фотографию. Небольшая копия, которую я украл из школьного выпускного альбома и которую хранил годами, как напоминание о том, что я не один в этом мире, даже если собственный отец от меня отказался.

Оказалось, ей я тоже не нужен.

Елена выпрямляется, подается вперед и всматривается в фотографию.

– Кто это?

Ее тон звучит отрывисто, значительно менее игриво, чем три секунды назад, и я улыбаюсь, сжимаю ее бедра, практически впитывая ее ревность.

– Моя сестра.

– Твоя сестра? – моргнув, она нахмуривается. – Это… та девушка, которую я встретила возле «Огненной колесницы».

– Ты видела Вайолет?

– Она стояла на тротуаре снаружи и сказала, что приходила уже много раз, но не могла собраться с духом, чтобы войти. – Склонив голову набок, Елена снова смотрит на фотографию, явно о чем-то задумавшись. – Теперь понятно, почему она так обиделась, когда поняла, что я ее не знаю. Что за жена не узнает своей золовки?

– Та, которая никогда ее не видела?

Поджав губы, Елена сутулится, убирает руку с моих плеч и опускает ее себе на колени.

– Есть у тебя еще тайные члены семьи, о которых я ничего не знаю?

Я колеблюсь, на языке материализуется слово «дедушка», но я проглатываю его, не готовый открывать эту банку с червями. Елена замечает мое замешательство, прищуривается, и я снова улыбаюсь, пытаясь сделать вид, что молчание вызвано тем, что она меня отвлекла.

Проведя рукой вверх по ее ребрам, я поглаживаю большим пальцем нижнюю часть ее правой груди через ее бледно-голубую шелковую пижаму.

– У Вайолет есть двое братьев, но я их не знаю.

Елена сглатывает, когда я касаюсь ее, взгляд опускается на мои пальцы, которые продолжают подниматься выше, пока вся грудь не оказывается в моей руке. Я сжимаю, пока Елена не вздыхает.

– Я знаю, что ты делаешь.

– Наслаждаюсь своей женой? – говорю я, бросив фотографию на стол, прильнув к ее шее и обнажив зубы.

Елена поддается моему укусу, но не закрывает глаза.

– Вайолет сказала, что ты о ней никому не рассказываешь.

– Так и есть. – Елена напрягается, позвоночник становится твердым. Я вздыхаю и убираю руку. – У человека, который помог меня создать, будем его так называть, только что родился первый сын, когда он переспал с моей матерью. Он был женат, и на меня ему было плевать. Я думал, что, когда Вайолет станет старше, возможно, будет проще наладить отношения с их семьей, если я сначала смогу наладить отношения с ней. Но она не хочет меня видеть.

Не то чтобы это помешало мне продолжить попытки.

– О, Кэл…

Что-то в ее тоне укалывает мои и без того напряженные докрасна нервы, я резко выдыхаю и сжимаю ее горло руками. У Елены перехватывает дыхание, и мой член дергается под джинсами от головокружительного ощущения, когда чья-то жизнь находится в твоей власти.

– Не надо меня жалеть, крошка. – Елена ерзает на моем пульсирующем члене, и даже через слои одежды я чувствую, какая она горячая. – Хочешь сделать так, чтобы мне стало получше, дай мне эту маленькую сладкую киску.

Глаза Елены стекленеют, но я не могу понять, печаль или желание затмевают их. Как бы то ни было, она прогоняет это чувство прочь, наклоняет голову и смотрит на меня из-под своих длинных ресниц.

– Хорошо, – говорит она, разворачиваясь и расставляя ноги, принимаясь тереться о мой каменный член. – Что тебе нужно, Кэллум? Бери что угодно.

Позже, когда я накачал ее до краев, она лежит на спине на моем письменном столе, теребит в руках поясок от пижамы и смотрит в потолок.