Обещания и гранаты

Если бы мама меня сейчас видела… Она бы наверняка обвинила меня в колдовстве и сожгла на костре.

– Понимаю, – говорю я клубням, надеясь, что они слышат меня под толщей земли, – вы боитесь того, что ждет вас снаружи. Вам тепло и уютно там внизу. Даже безопасно. Очень трудно набраться храбрости и сделать прыжок веры, но нельзя ведь прятаться вечность. В конце концов, нужно ведь пользоваться возможностями, которые вам предоставляются, и верить в то, что вселенная знает свое дело.

Надежда рвется наружу из моей груди, как из прорвавшейся трубы, но я запихиваю ее обратно, где ей самое место, не желая развивать эту мысль.

– Апрель – самый жестокий месяц, – добавляю я, цитируя «Бесплодную землю»[18], словно цветы смогут оценить стихотворение. – Лилии взошли на мертвой земле, воспоминание смешивается с желанием, весенний дождь взывает к жизни вялые корни. Пора.

Когда разворачиваюсь, я вижу Кэла; он стоит рядом с воротами и смотрит на меня с непонятным выражением лица. Я медленно подхожу к нему, чувство стыда тяжело давит на грудь.

– Твой сад – большой фанат Т. С. Элиота? – спрашивает он, на лице написано легкое веселье.

– Не смейся, – говорю я, глядя на небо, отмечая густые облака над океаном. – Любовь – великое средство для оживления, и мне кажется, что поэзия – лучший ее аналог.

Кэл ничего не говорит, когда я обхожу его и иду к дому, где нас ждет машина; Марселин уже сидит на переднем пассажирском сиденье.

При взлете начинается дождь, отчего мне не становится легче подниматься на борт самолета Кэла. Как только мы набираем нужную высоту, я отстегиваю ремень, иду в спальню и забираюсь под роскошное одеяло, стараясь не позволять словам Марселин, сказанным ранее, поселиться в моей душе.

– Она меня не знает, – шепчу я сама себе в подушку. – Не ей решать, влюбилась я или нет. – Я, задумавшись, замираю. В какой момент одержимость перерастает во что-то большее?

Возможно, когда чувствуешь, что это взаимно.

«Если ты ревнуешь, то я чертов психопат».

Нахмурившись, я отталкиваю воспоминание об этих словах Кэла в темные задворки сознания, куда сваливаю все, о чем не хочу думать.

– К тому же это ведь полное сумасшествие, верно?

Кто-то покашливает у порога, все мое тело напрягается, страх струится вниз по позвоночнику. Я приподнимаюсь на локте и вижу Кэла. Он стоит, прислонившись к дверному проему, в руке бокал для мартини, наполненный красной жидкостью.

От одного вида его дьявольски симпатичного лица в моем животе начинают порхать бабочки, и я сглатываю комок в горле, блокирующий все связные мысли.

– Снова разговариваешь сама с собой? – спрашивает он, входя в комнату и ставя бокал на полку над кроватью. Несколько секунд он просто стоит, даже не собираясь ложиться рядом со мной, меня переполняет тревога. Как много он успел услышать?

– Я душа компании, – говорю я, поднимая плечо так, что оно оказывается поверх одеяла.

– С этим не поспоришь. – Кэл снова берет напиток и протягивает его мне. – Попросил Марселин его для тебя приготовить. Подумал, это поможет тебе справиться с боязнью полетов. Не спрашивай, что это, потому что я сам не знаю. Единственное, я попросил Марселин добавить гранатовый сироп.

Глядя на бокал, я вскидываю бровь.

– У тебя в самолете есть запас гранатового сиропа?

– Теперь да. – Он не отводит от меня взгляда; сильного, смелого, бросающего вызов. Все качества, которыми я хотела бы обладать, присущи ему без видимых усилий.

– Ты ведь помнишь, что мне еще нет двадцати одного, верно? – шучу я. Нарастает напряжение.

– Возраст, я бросаю тебе вызов, – Кэл цитирует Шекспира, затем жестом предлагает мне взять бокал. Не знаю, понял ли он это сам и заметил ли, как эта цитата изменила атмосферу и переписала мою ДНК.

Возможно, Кэл настолько привык цитировать стихи, что сам не замечает, как слова срываются с его губ. А может, он ничего такого не имеет в виду.

Сердце пульсирует на уровне горла так сильно, что я больше ничего не чувствую. Я принимаю бокал из его руки и делаю глоток. Прохладная сладкая жидкость скользит вниз, охлаждая меня там, где греет его взгляд, я знаю об этом.

Сердцем, всеми фибрами души я знаю.

Знаю, что влюблена в своего мужа.

* * *

Когда мы приземляемся в Бостоне, я не ожидаю, что все репортеры города будут ждать у выхода, в отчаянном желании заполучить эксклюзивное интервью у девушки, которую похитил Доктор Смерть.

Не знаю почему – может, потому что людям на острове было все равно или потому что они не верили в эту историю, – но я определенно не думала, что кому-то может быть интересна моя версия событий.

Кэл ведет меня вниз по трапу, нас встречает охрана. Один из тех, что стоят впереди, с шеей толщиной со ствол дерева и оливковой кожей, кивает Кэлу, когда мы подходим.