Обещания и гранаты

– Господи, он тебе не сказал? – спрашивает Елена, и я внезапно чувствую дурноту, впервые после своего первого убийства.

Кармен сглатывает ком в горле, бросает на меня полный боли взгляд; она все еще пытается воззвать ко мне.

– Это правда. – Я пожимаю плечами, игнорируя боль в ее глазах.

Поставив бокал на кофейный столик, она прижимает пальцы к губам, взгляд где-то потерян, пока она глубоко задумывается. Вероятно, стараясь придумать, как использовать эту информацию против нас.

– Не может быть, – заключает она наконец, слегка покачав головой. – Твой отец никогда бы не позволил тебе выйти замуж за Кэллума.

– Что ж, мама, позволил, и когда Кэллум снова покинет Бостон через несколько дней, я поеду с ним, – бросает Елена, ее тело выпрямляется, подобно струне, которую слишком часто натягивали сильнее, чем было нужно.

Кармен ошарашенно моргает.

– Черта с два.

Не дав матери сказать больше ни слова, Елена разворачивается на каблуках и медленно выходит из комнаты. Через секунду хлопает парадная дверь, эхо отражается от потолка.

Сжав зубы, Кармен бросает на меня яростный взгляд. Она встает на ноги, но я поднимаю руку, останавливая ее.

– Я бы не советовал приближаться.

– А что ты сделаешь? Убьешь меня? – Она со смехом проводит трясущейся рукой по волосам, высвобождая несколько прядей из-за воротника халата. – Елена тебе этого не простит.

Мои руки дрожат, пальцы сжимают пустой воздух, когда я делаю шаг вперед. Обычно у меня нет желания убивать; это всегда было, скорее, необходимостью, способом сохранить репутацию среди знакомых и долгое время – единственным источником дохода и связей.

Не люблю отбирать жизни просто так. Это нечестно.

Они должны заслужить свою кончину от моей руки. От этого их мольбы о пощаде становится куда приятнее игнорировать.

И хотя Кармен определенно заработала себе место в аду, по крайней мере по моему мнению, у меня нет повода ее убирать.

Неважно, как сильно все мое нутро жаждет сделать это.

– Простит, – говорю я, мои губы изгибаются в усмешке. – Попрыгает несколько раз на моем члене и забудет о своей холодной, злопамятной сучке-матери.

Кармен лишь ухмыляется, чем выводит меня из себя. Волосы встают дыбом, по спине скользит жар, словно огонь, пожирающий поле сухой травы, а желание обхватить руками ее горло и давить, пока у нее глаза не выскочат из орбит, становится труднее контролировать.

Я щипаю себя за бедро, пытаясь унять пыл, напоминая самому себе, что Кармен делает все это специально.

– Ты ей не рассказал, верно? – спрашивает она, вскинув бровь. – Открою тебе секрет, она очень покладистая девочка. Всегда готова сделать то, о чем ее попросят. Рафаэль так ее воспитал. Но она не простит тебя за то, что ты спал с ее матерью.

– Только попробуй сказать ей, и я перережу тебе глотку.

Цокая языком, Кармен отворачивается, отходит обратно к креслу. Она берет бокал вина, делает огромный глоток и садится, снова скрещивая ноги.

– Как бы тебе ни хотелось меня убить, мы оба знаем, что ты этого не сделаешь. Я видела, как ты на нее смотришь, Кэллум. Елена дорога тебе. Более того, тебе важно, что она думает о тебе, и, думаю, мы оба знаем, что подобного она не простит.

Я не отвечаю на ее слова, зная, что Кармен просто вывернет все сказанное мной наизнанку, и она смеется, откинув голову назад, словно это какая-то невероятная шутка, мать ее.

– Что ж, – говорит она, делая очередной глоток и вытирая рот тыльной стороной ладони. – Наверное, тогда тебе лучше добраться до нее раньше меня.

Я придумываю три разных способа убить Кармен Риччи, прежде чем выхожу из дома в поисках Елены. Она устроилась на заднем сиденье внедорожника, бесцельно листая ленту в телефоне, жалуясь Марселин на мать.

Окно слегка приоткрыто, вероятно, чтобы впустить внутрь прохладу после короткого дождя; я замираю, прежде чем открыть дверь, и тихо подслушиваю.

– …нет, серьезно, она постоянно ведет себя так правильно и благопристойно, а сегодня сестры сообщили мне, что у нее был роман? Какого черта? Моей матери даже не нравится, когда мужчины надевают короткие носки, потому что считает их слишком неприличными, а сама с кем-то спит за спиной отца? И она еще меня осуждает?

Елена шумно выдыхает, а Марселин сидит в привычном каменном молчании, время от времени поддерживая рассказ короткими «угу».

Взявшись за ручку, я распахиваю дверцу автомобиля и вижу свою жену. Она лежит на сиденье, упершись ногами в противоположное окно, и пялится в телефон. Она закатывает глаза и смотрит на меня вверх тормашками.

– Она еще дышит? – спрашивает Елена. Вопрос подобен удару ножом в грудь; доказательство того, что Кармен была права.

Елена, скорее всего, меня не простит.

– Твоя мать жива и здорова, – отвечаю я, подсовываю руки ей под спину и приподнимаю так, чтобы сесть. Елена ворчит, пока я устраиваюсь, ее тело обмякает и опускается на меня, как только я сажусь.

Елена со вздохом опускает руки и прижимает телефон к груди.

– Все прошло не так, как я надеялась.

Я глажу ее волосы, сердце сжимается в груди от ее боли.

– Знаю.