Обещания и гранаты

Я почти сдаюсь. Было бы так легко притвориться больной и позволить Кэлу увезти меня туда, где остальной мир прекращает существовать.

Раствориться друг в друге и делать вид, что наши отношения не обречены.

Правда, слишком легко. Судя по тому, как мама вела себя в первый раз, когда я уходила, она явно не отпустит меня с миром сейчас. Она, скорее, спалит весь Бостон дотла, лишь бы я осталась под ее крылом, словно симпатичная кукла, которую она может одевать и манипулировать ей вечность.

Поэтому вместо того, чтобы принять предложение Кэла, я снова качаю головой и выпрямляю позвоночник, пока он не начинает хрустеть.

– Я заставила тебя сюда приехать. Значит, я должна досидеть до конца, верно? Так будет справедливо.

Он кривит губы, мускул под глазом начинает пульсировать.

– Ничего ты меня не заставляла делать. Я приехал, потому что…

– Ужин подан!

Один из личных поваров родителей толкает тележку через французские двери и ставит на стол накрытое крышкой блюдо. Бабушка и папа входят следом за ним, папа занимает привычное место во главе стола. Обычно мама сидит в противоположном конце, а все остальные занимают места посередине, но Кэл подходит к столу и усаживается на мамин стул.

Стелла и Ариана замирают, поднимают головы, когда он садится. Я чувствую жар их взглядов на себе, но не могу отвести глаз от мужа, живот напрягается, отчего к горлу подступает тошнота, обжигая грудь изнутри.

Господи, это будет долгий вечер.

Бабушка тихо садится рядом со Стеллой, похлопывает ее по локтю и говорит, что букатини ал аматричана[26] восхитительно пахнет. Папа и Кэл не сводят друг с друга глаз, словно играют в гляделки, правда, начинает казаться, что между ними происходит нечто более серьезное.

Что-то, о чем они мне не говорят.

Обычно мы ждем, пока все гости соберутся за столом, а так как мама еще не пришла, все Риччи ждут, откинувшись на спинку стула, потягивают напитки или намазывают масло на хлеб.

Однако Кэл тянется к центру стола, снимает крышку с блюда с пастой и накладывает себе в тарелку.

Сев слева от Кэла, я разворачиваю салфетку и кладу ее себе на колени. Я говорю тихо, едва слышно, но Кэл наклоняется и слушает, отправляя параллельно вилку с букатини в рот.

– Вы с отцом сейчас членами меряетесь или что-то вроде того?

– Мой больше. Незачем меряться. – Кэл заправляет салфетку за воротник, откашливается, не отводя взгляда от отца.

Я корчу гримасу.

– Фу. Что между вами двоими происходит? Тебя не волнует, как на это посмотрят старейшины?

– На что посмотрят?

Я пожимаю плечами, делаю рукой круговое движение.

– На это. Ты разрываешь его контракт с «Болленте Медиа», женишься на дочери, которую он обещал им, а теперь борешься с ним за власть?

– Никто не борется, крошка. У твоего отца нет власти. – Наконец Кэл смотрит на меня, его взгляд смягчается, и у меня между бедер становится жарко. – Единственный, у кого здесь есть власть, особенно над тобой, – это я. Твой муж.

От его слов становится труднее дышать, хотя звучат они отдаленно угрожающе по натуре, его тон, однако, пропитан сексом, и хотя мой разум не в состоянии поспевать за всеми эмоциями, которые я испытываю, именно за эту он решает зацепиться.

Как старый друг, возбуждение приходит и затмевает все остальное, заставляя забыть даже о том, на что я жаловалась секунду назад.

Сжав бедра, я ерзаю на стуле и тянусь за бокалом воды, стоящим передо мной на столе. Делаю глоток, не отводя глаз от Кэла, пока папа не откашливается, привлекая мое внимание.

– Bambina, – говорит он за бокалом скотча. – Как учеба?

Моя рука замирает на полпути, я давлюсь и чуть не роняю стакан. Затем делаю еще один глоток, тяну время, чтобы подобрать нужные слова.

– Я… я ее бросила.

Хорошо, получилось не очень удачно, но да ладно.

Его глаза расширяются, и он ставит бокал на стол.

– Perche´?[27]

Я чувствую на себе взгляд Кэла, но смотрю только на отца.

– Не хотела больше этим заниматься. Преподавание литературы мне неинтересно.

– Понятно. – Ноздри отца раздуваются, он постукивает перстнем на большом пальце по бокалу. – Полагаю, ты решила не информировать человека, который платит за твое обучение, что кредит ему придется отдавать раньше, чем он думал?

Краска заливает мое лицо, свирепо обжигая кожу. Ариана и Стелла смотрят на стол, а бабушка залпом допивает вино.

– Не считая того, что я с самого начала говорил, что учеба не твое. Но ты мне не верила. Надо было самой убедиться и меня поиметь в процессе.

Кэл напрягается, пальцы сжимают вилку так крепко, что костяшки его пальцев белеют. Я резко прижимаюсь к его ноге своей под столом, молча моля не швырять столовый прибор отцу в горло.

– Прости, пап, – мягко говорю я, от гнева в его взгляде к горлу снова подкатывает тошнота; она нарастает, как туман, который заполняет контейнер, и я хватаюсь за край стола, чтобы сдержать рвотный позыв. – Я даже не подумала об этом.

– Конечно, нет, ведь ты все еще незрелая, эгоистичная девчонка.