Обеты молчания

Он расстегнул сумку и достал жестяной портсигар и табак. Папиросную бумагу. Лизнул. Скрутил. Поджег спичку. Запах дыма и вкус сигареты ни с чем не могли сравниться. Покурить на открытом воздухе. Съесть что-нибудь, приготовленное на открытом воздухе. Это ни с чем не сравнится.

Он никогда не курил в помещении.

Он лег на спину и выпустил кольцо дыма в воздух. Он ни о чем не думал, но он чувствовал: чувствовал, как растекаются по телу и наполняют разум тепло и удовлетворение. Он был счастлив. Дела шли отлично. Он хорошо разрабатывал планы, и тому были свои доказательства. Только идиоты пытаются делать что-то подобное без разработанного плана, и у них все разваливается, потому что они не продумывают все возможные ошибки. Ничего не оставляй на волю случая. Он не оставлял.

Было приятно лежать здесь и знать, что каждый раз, когда он вынашивал очередную деталь своего плана, он делал это, потому что его вынудила Элис. Он не был жестоким человеком. Ему не нужна была какая-то глупая месть. Это для неудачников. Но то, что с ним сделала Элис, стало причиной всего этого. Элисон была ответственна. Если когда-нибудь ему придется об этом говорить, именно это он и скажет, он четко им все объяснит, во всех деталях и подробностях, чтобы им стало совершенно понятно. Если его когда-нибудь поймают…

Он сел. Вынул изо рта самокрутку и улыбнулся. Рассмеялся. Он все смеялся, смеялся и смеялся.

Он аккуратно затушил сигарету и поднял свою сумку.

В этой рощице было очень красиво. Свет проникал между деревьями и падал вниз, на опавшую листву, хотя пока еще не было тех сильных осенних порывов ветра, что могли бы поднять ее ворох в воздух. Он знал это место. Ничего не изменилось.

Он расстегнул сумку, достал оттуда маленькие, выкрашенные белой краской банки и выставил их в ряд на поваленном дереве. Потом он отошел на тридцать шагов, взяв с собой сумку.

Через минуту он лежал на животе в выверенной позе. Белые банки ярко светились на солнце.

Он прицелился. Выждал.

Огонь!

Огонь! Огонь! Огонь! Огонь! Огонь! Огонь! Огонь!

Все до единой.

Он улыбнулся.

Встал, снова выставил банки и зашагал в обратную сторону. На этот раз сорок шагов. Листья мягко захрустели под ним, когда он лег. Рядом со своей рукой он увидел каштан в колючей ярко-зеленой кожуре. Он улыбнулся.

Снова прицелился. Банки улыбались ему в ответ. Прекрасные. Белые.

Огонь!

Пятьдесят восемь

Единственным уроком в понедельник была статистика. Они освободились в половине одиннадцатого.

– Поехали в город?

Том засомневался, стоя рядом со своей «Ямахой».

– Давай, взбодришься хоть, тебе это сейчас нужно. Посмотри на себя. Слушай, с твоей мамой все будет в порядке.

– Я знаю.

– Ну и что тогда? Оставь мотоцикл здесь, поехали в город. У тебя есть деньги?

Том отмахнулся. Деньги у него были. В больнице мать заставила его взять двадцатку у себя из сумки. Он хотел отказаться, когда перед ним возник Фил и спросил, не против ли он взять денег у него. Наглый хрен. Том взял двадцатифунтовую банкноту и ушел, ничего не сказав. Какое Расселлу вообще было дело?

– А куда ты хочешь?

– «Раттлерс»?

Том понимал, что происходит. Люк всегда присматривал за ним, еще с первого класса. Единственной проблемой было то, что Люк в последнее время постоянно подкалывал его по поводу его Иисусьей банды. Когда он летом был в лагере, Люк не переставая слал ему неприличные сообщения. Правда, они были очень, очень смешные. Но три дня назад именно Люк позвонил ему, именно Люк приютил его у себя, именно папа Люка отвез его в больницу, дождался и забрал обратно к ним, именно мама Люка накормила его и подала чистую салфетку, в которую он уткнулся, когда не выдержал и расплакался. И обняла его. Они все его обняли. Он не знал, будет ли она жива или умрет завтрашним утром.

«Раттлерс» находился в переулке рядом с автобусной остановкой и подавал пироги с фасолью, пироги с жареной картошкой, пироги с пюре и пироги с яйцами. Там было тесно, грязновато и всегда полно народу.

– Ты опять будешь домогаться до Бога в эти выходные? – спросил Люк, когда они взяли по чашке чая и заказали еду.

– Не называй это так.

Люк дружески пихнул его плечом и улыбнулся. Они встали у стойки, дожидаясь, пока двое работяг освободят стол.

– Что-то я не заметил Бога в субботу вечером. Может, у него был выходной?

– Ну, моя мама могла и погибнуть.

– Ну да.

– Что?

– Ну да, ее пронесло, а восьмерых других – нет.

– Давай не будем об этом.

Люк растолкал локтями стоявших перед ними в очереди и успел занять стол.

Том сел и уставился в окно на граффити, нарисованное на автобусной остановке и гласившее: «ВЕРНИТЕ ПОВИШИНЬЕ»[8].

– Твоя мама собирается выйти за этого парня, Расселла?

Том пожал плечами.

– Нормально. Он нормальный.

– Нет, не нормально, и он не нормальный. Он странный.

– Интересно, конечно.

– Что?

– Что это за учитель, который знакомится в интернете.

Том вспыхнул.

– Кто это сказал?

– Ты и сказал.

– Нет. Никогда не говорил. Я никогда и никому об этом не рассказывал.

– Ладно. Тогда не знаю. Не знал, что это был секрет. Джесси Коул говорил, что мистер Расселл сам им рассказал.