Обеты молчания

Она вышла на улицу, которая была так ярко освещена и увешана огнями и настолько забита студентами и посетителями магазинов, что ей пришлось идти по дороге. Кембридж приводил ее в восторг. Здесь было все, и она испытала прилив благодарности за свою работу, за этот колледж, за новые интеллектуальные стимулы, за новых друзей. После стольких ложных шагов и провалов дорога впереди наконец казалась ей прямой и гладкой.

Лучше бы она не оставляла Саймону Серрэйлеру никаких сообщений.

Шестьдесят один

– Папу стошнило в ванной, и теперь он плачет, – сказала Ханна, сбежав по лестнице в кабинет после десяти часов вечера. Кэт отвечала на длинное письмо, которое пришло ей по электронной почте от заведующего лечебной практикой. Тот факт, что сейчас она не ходила на работу, потому что ухаживала за Крисом, не означал, что к ней нельзя было обратиться, и она понимала, что если она сейчас даст слабину, то потом снова вернуться в седло будет сложнее, чем когда бы то ни было. Когда бы это «потом» ни наступило.

Она снова уложила Ханну в кровать, все вытерла и пошла в спальню.

– Крис?

Он лежал к ней спиной.

– Ох, милый мой.

Его плечи периодически подрагивали. Она обняла их и крепко прижала его к себе.

– Я понимаю.

– Ни черта ты не понимаешь.

– Нет.

Это была правда. Что бы она ни чувствовала, присматривая за ним, ухаживая за ним, видя его боль и страдание, это было другое, что-то совершенно отдельное, и это происходило с ним, а не с ней. А потом он что-то прошептал.

– Что?

Он слегка ее отодвинул.

– Крис?

– Я стал плохо видеть. Как в туннеле. Я вижу прямо перед собой, но больше – ничего.

– Когда это началось?

– Рано. Я не знаю. Я проснулся, и стало так.

Она ничего не сказала, потому что не могла найти слов. Через полчаса она сделала ему укол морфина и посидела с ним, пока он не заснул, прежде чем вернуться к компьютеру. Удивительно, но она закончила свое письмо и отправила его, ни на минуту не потеряв концентрации, а потом сразу просмотрела запрос от младшего замещающего врача по поводу пациента, у которого, по ее мнению, была болезнь Лайма, – Кэт вообще когда-нибудь видела ее случаи у местных? – и прочитала несколько статей из Британского Медицинского Журнала. Ее разум жаждал фактов и медицинских знаний о чем угодно, кроме опухолей мозга, и работа держала ее в тонусе – держала ее на первом этаже, подумала она, – хотя дверь была открыта и какая-то часть ее сознания всегда была настроена так, чтобы услышать любой звук, что издаст Крис или, как это было всегда – дети.

Когда она пришла к этой мысли, было уже половина первого и ее звал Крис.

Он лежал на спине, его глаза были открыты, и в них дрожали слезы.

– Я не могу, – произнес он. – У тебя это лучше получается.

Она взяла его за руку.

– Я пока не могу сделать тебе еще один укол, но с утра я первым делом поставлю тебе капельницу. Тебе станет гораздо комфортнее. Я думаю, нам стоит попросить одну из девочек из Имоджен Хауза приходить к нам раз в день – для них гораздо привычнее все эти дозировки и прочее.

– Не отправляй меня туда.

Она промолчала. Он всегда так говорил, хотя сам со спокойным сердцем отправлял пациентов в хоспис, знал, как хорошо о них там заботятся, знал, что это гораздо лучше, чем больница, и все-таки никогда бы не захотел туда поехать. Кэт этого не понимала, но никогда не спорила.

– Кэт?

– Нет. Если ты хочешь остаться здесь, ты останешься здесь.

– А обязательно, чтобы приходила одна из них?

– Нет. Но если ты сможешь это перетерпеть, будет лучше. Они правда больше меня знают об…

– Умирающих.

– Да.

– От этого нет никакой пользы. Запомни это на будущее. Забудь о лечении, от него нет никакой пользы.

– У всех по-разному, сам знаешь.

– Черт, у кого эта хренова штука, у меня или у тебя? Господи, ты всегда должна знать все лучше всех, да? Только не знаешь. В этот раз лучше знаю я.

Такое происходило все чаще и чаще – дикие вспышки гнева и жестокие упреки в ее адрес. «Это опухоль говорит, – постоянно должна была напоминать она себе, – это не Крис». Но это было самое сложное. Дважды он сорвался на Сэма и зарычал на него, разозлился и накричал на Ханну, страшно ее перепугав. Через несколько секунд он засыпал или просто забывал. Когда Ханна не захотела зайти и попрощаться с ним перед школой и поцеловать его на ночь, он был расстроен и сбит с толку.