В поезде до Хёрстпирпойнта миссис Туше все время казалось, что вагон стоит на месте, а вперед мчатся ее мысли, причем все быстрее и быстрее. Дверь открывалась внутрь! Придуманный ею остров вовсе не был совершенно иным и невообразимым миром. Он не находился очень далеко ни географически, ни во времени. Более того, теперь ей казалось, что оба острова на самом деле были двумя сторонами одной проблемы, тесно связанными, и не надо где-то искать эту истину или охотиться за ней, она не скрывалась за покрывалом, или за занавесом, или за дверью. Она всегда была везде, как погода.
В тот вечер, приехав в Литтл-Рокли, миссис Туше сразу же пошла к небольшому бюро в своей комнате и записала в дневнике все происшедшее сегодня так, как запомнила.
20. Обращение к общественности, 1873 год
Миссис Туше находилась во власти необычного заблуждения – обычного на этой стадии процесса, – будто все взаимосвязано. С одной стороны, она опасалась, как бы не сойти с ума. С другой же стороны, детишки на площади скакали, напевая вот такую песенку:
Что ж теперь бедняге делать, Неужто сидеть под ньюгейтским замком? Ему бы вновь вернуться в Уоппинг И стать, как прежде, мясником!
Дело Тичборна живо обсуждалось на каждом углу. У посетителей пекарни это была единственная тема для разговоров. Хёрстпирпойнтский мужской клуб работников приглашал на бесплатную лекцию: «Сэра Роджера предали! Может ли право победить силу?» – которая должна была состояться в актовом зале клуба над старой таверной «Хорс-Инн» через неделю во вторник. Она заметила, что самые ярые сторонники Тичборна находились среди выпивох и любителей азартных игр. На всех барных стойках в пабах Хоршема появились коробки для пожертвований в Фонд защиты Тичборна, и Сара вернулась со скачек с известием, что зрители там делали ставки на исход уголовного процесса.
Один Уильям оставался безучастным. Он корпел над своим якобитским романом «Манчестерские бунтари рокового 1745 года». Обуреваемый мыслями о «Великом Претенденте»[125]
, он считал всякое упоминание о мелком обманщике «сэре Роджере» абсолютно недопустимым. Миссис Туше поднаторела в припрятывании нового вида контрабанды: тематических кружек и статуэток, изображавших Тичборна, брошюр и газет с обзорами дела Тичборна, жестянки с печеньем «Тичборн» с кое-как нарисованным портретом Претендента на крышке… Все это заказывала Сара, и оплаченные по подписке заказы доставляли прямо в дом. Все это смахивало на новую вспышку Гарибальдимании! Но только на сей раз ей было невозможно сохранять насмешливую дистанцию. У нее выработалась привычка вытаскивать припрятанную в поленнице мятую «Тичборн газетт», которую она, не уходя спать, читала до рассвета, заинтригованная статьями в защиту Тичборна вперемешку с дебатами о земельной и судебной реформах, республиканизме, тред-юнионизме, жалованье для членов парламента, «всеобщем избирательном праве» – при условии, что из «всеобщего» исключались женщины, – а также многословными разглагольствованиями противников католицизма и активистов движения против вакцинации – ведь кто мог знать наверняка, каковы истинные намерения у этих богатеев с их шприцами? Она прочитала, что Претенденту изготовили специальную кровать с усиленными деревянным каркасом, потому что обычный тюремный гамак не мог выдержать его тучное тело. Еще она прочитала, что для Претендента установили залог в размере десяти тысяч фунтов. А потом, двадцать пятого марта, миссис Туше прочитала наконец заявление самого обвиняемого, напечатанное на первой полосе «Ивнинг стандард»: