Обман

Эй вы, веселое жулье, кто народ обожает дурить,
Подымем бокал за британских писак, кто по-нашему хочет жить,
Кто, не родясь жентменом, не желает честно трудиться,
А любит достать вострый ножик, которым махать не боится,
Как славные малые.

Этих ребят знает весь мир, этих ребят знает толпа,

Они б тебе залезли в карман, если б Судьба (она же слепа!)
Не сломала им фарт, и теперь им везде облом,
Они горазды славить нашу житуху, не мараясь нашим ремеслом,
Как славные малые.

Но ежели упрямо гнуть свое, в жизни все сразу пойдет иначе,

Мы вознесемся над всеми, купаясь в своей удаче;
Мы подчиним их нашим законам, и они распростятся с непрухой,
И око за око да зуб за зуб станет для них заманухой,
Как у славных малых.
Из «Новой воровской застольной» – «Тейтс Эдинбург мэгэзин», 1841 год

1. Публичный литературный ужин, Манчестерская ратуша, 12 января 1838 года

Беда в том, что в тексте отсутствовала ясность. Присланное приглашение было столь многословным, словно его нарочно составили так, чтобы никто не понял, для кого именно организуется этот «публичный ужин». Мэр говорил о «дани уважения литературному блудному сыну Манчестера». Но на второй странице возникло не предвещавшее ничего хорошего упоминание о «вашем друге Бозе», который, как надеялся автор приглашения, «также с радостью принял бы участие». Миссис Туше давно имела закаленное сердце: она мастерски умела обращаться с мужской гордостью. Но Уильям ответил, ни намеком не выдав своей зависти или профессиональной тревоги: «Мне нет нужды подробно расписывать заслуги мистера Диккенса, так как он был по общему согласию поставлен на литературный трон, освобожденный Скоттом». Это ее удивило. К тому же Уильям любил Манчестер, званые ужины, любил быть в гуще публики и получать почести. Он решил отправиться туда на пять дней: «Пороюсь в закромах мудрости Кроссли и стащу что-нибудь из его библиотеки». Миссис Туше не помнила ни одного случая, когда бы ее кузен навещал Кроссли и возвращался от него без замысла нового романа. Новый роман, коль скоро он его начинал писать, завершался в считаные месяцы, после чего, как обычно, его выход в свет отмечался за большим ужином в отеле «Сассекс» в Блэкфрайерсе. На такой ужин приглашались молодые писательские дарования, со временем выпускавшие собственные романы, публикация которых требовала проведения очередных литературных ужинов. Так вращались жернова литературной мельницы.

Быть чем-то занятым – для Уильяма означало жить. Не удовольствуясь написанием трех глав в день, он начал вмешиваться в административные обязанности миссис Туше и сам решил написать письма в Манчестер, а куда же еще, озаботился организацией их постоя там, составлением почасового расписания дел и прочими вещами, с которыми она давно уже справлялась в совершенстве и в чем ей не требовалась никакая посторонняя помощь. Уязвленная, она склонилась над его письменным столом, вздыхая и досадливо цокая языком. Она полагала, что тридцать три года – это возраст цветущей мудрости. В этом возрасте она наконец-то начала разбираться в самой себе. А теперь Уильям достиг возраста Христа. Но был ли он мудр? Она подвела итог: самоустранение от жены, трудности с деньгами, сутяжничество родственников жены, он сейчас, безусловно, не был тем беспечным молодым литератором, кого она когда-то встретила и полюбила. А он это знал? Читая через его плечо, она подумала, что Уильям не понимал еще больше, чем мотивы поступков других людей, свои собственные: