Обман

Уильям вернулся в Сассекс оживленным, с сияющими глазами. Он пощекотал ее сзади, когда она обогнала его на лестнице, и выглядел красивее обычного. Как же легко было его любить, когда он пребывал в радостном настроении. Как же легко любить кого угодно, кто был в таком состоянии. Потом, оглядываясь назад, она всегда считала, что эта безупречно подготовленная и как по нотам разыгранная поездка в Манчестер была ее последним великим достижением в домашних делах. Во всяком случае, это было последнее событие, не оставившее ее равнодушной. Через полтора месяца умерла Френсис. Дети вернулись в манчестерскую школу. Уильям погрузился в новый роман. Миссис Туше, лишенная домашних забот, сражалась с пустотой.

3. Лето 1872 года

Было ощущение, что вернулись старые деньки. Она стояла в тех же самых залах городской ратуши, зерновой биржи и театров, в которых стояла вместе с Френсис, только теперь она постарела. Старение оказалось довольно странным делом. Она узнавала массу нового о свойствах времени. Оно могло сворачиваться и изгибаться, покуда прошлое не встречалось с настоящим – и наоборот. Она находилась сразу здесь и там, тогда и сейчас, это ощущение бодрило и в то же время иногда озадачивало.

И снова перед ней, словно вызов судьбы, возник молодой сын Африки.

Но на этот раз он был не на подиуме, демонстрируя устройство кандалов, а стоял рядом с ней в билетной кассе – убедиться, что она купит билет в оба конца.

И снова ей пришлось солгать Уильяму. Она уверяла его, будто проводит эти дни в читальном зале Британской библиотеки, исследуя историю рода Туше – эту затею он счел в высшей степени эксцентричной, но не вступал с ней в дебаты, поскольку она всегда возвращалась домой вовремя – к ужину.

На самом же деле она сидела в поезде и ехала на собрание.

Иногда было невозможно вернуться в тот же день.

В таких случаях она ему говорила, что «останется ночевать в Манчестере у племянницы».

И сегодня, по крайней мере, эта часть ее рассказа оказалась правдой.

4. Манчестерский зал свободной торговли

Для удобства в прошлые разы они приезжали на разных поездах, и сейчас Генри опаздывал. Она стояла перед зданием Зала свободной торговли на Питер-стрит, на противоположной стороне улицы, как он распорядился. Удивительно, но он на этом настаивал. В течение лета собрания в поддержку Тичборна становились все более многолюдными и неуправляемыми, покуда не превратились в «совсем неподходящее место, где женщине не следовало бы появляться одной». Он имел в виду «пожилой женщине», но не произнес таких слов. В свою очередь она делала вид, что не замечала взглядов и замечаний, сопровождавших появление на публике этого юного сына Африки, куда бы он ни приходил. Ожидая его, она подумала, что и сама тоже стала объектом повышенного интереса: люди не думали, что старухи бывают такими рослыми.