Но этот вопрос его еще как волновал, и его самолюбие требовало аккуратного подхода. С этой целью миссис Туше организовала отдельный канал связи с Кроссли, дабы обеспечить, закулисно, равноценное чествование обоих. Ее действия требовали деликатности и секретности, но она справилась. И двадцатишестилетний гений и тридцатитрехлетний блудный сын прибыли в Манчестер в последний день Рождества, когда земля была в снегу, в воздухе ощущался колкий холодок, но оба приехавших испытывали друг к другу только самые теплые чувства.
2. Дважды благословен
Зная, что оба любили пройтись и «нагулять аппетит» – как для сочинения дневной порции прозы, так и для ужина, – миссис Туше посоветовала Уильяму показать Чарльзу город. Уильям утомил своего блистательного друга показом фасада старого фамильного особняка Эйнсвортов, ворот своей школы и интерьером часовни на Кросс-стрит – «Здесь выступал с проповедями мой отец! Я происхожу из старого рода раскольников!» – а потом увлек его в куда более занятный поход, заблудившись в лабиринте улочек, который внезапно вывел их прямо к величественным стенам церкви Святого Михаила и ангелов. Чарльз был потрясен ее видом. Он увидел, как посреди болотистой пустоши, среди уличных шлюх и попрошаек, двое мужчин приколачивали молотками доски над общей могилой. Там были погребены изгои и никому не нужные члены общества, и это зрелище его буквально заворожило. Подобные люди интересовали и Уильяма, но лишь в некоторой степени. Он же вырос на Кинг-стрит, а бедняки жили где-то далеко оттуда. Чарльз же, напротив, испытывал инстинктивное влечение к углам, где ютились отчаявшиеся. За одно утро они повидали больше школ для бедноты, мужских ночлежек, приютов для падших женщин и сиротских домов, чем Уильям видел за все годы юности в этом городе. Наконец, с немеющими от холода пальцами и урчащими животами, они направились в сторону Маунт-стрит. На крыльце Дома встречи друзей их уже ждал Кроссли, о чем заранее позаботилась миссис Туше, и ненавязчиво подчеркнул, что чествовать будут двоих:
– Диккенс и Эйнсворт! Эйнсворт и Диккенс! Манчестер дважды благословен!
– А ты вырос, Джеймс!
– Ну разве что вширь. Чтение лишь этому и способствует!
– Ну, твой ум проворнее большинства умов! Диккенс – Кроссли.
Тем временем в Хёрстпирпойнте миссис Туше каждое утро встречала почтовую карету и, приняв почту, умудрялась читать между строк. Из писем Уильяма она поняла, что оба писателя удостоились почестей и восторгов, а еще что Диккенс был принужден выслушать за столом пространный пересказ романтических, явно вымышленных детских воспоминаний ее кузена о Питерлоо. Она с трудом могла представить себе десятилетнего Уильяма во главе маленького «отряда» мальчишек с Кинг-стрит, чьи «сердца исполнены якобитскими мечтами» на краю поля Питерсфилд, где они швыряли камнями в манчестерских ополченцев, насмехались над городскими чиновниками, славили Генри Ханта[130]
и едва спаслись бегством… Письма Уильяма были очень длинными. К концу она позволила себе просто скользить взглядом по абзацам.Письмо Чарльза было коротким. Она вознамерилась смаковать его за чашкой чая у камина. Однако принялась читать его, остановившись как вкопанная посреди улицы, не в силах оторваться от чтения. Кроссли нашел одну сомнительного содержания книгу, которую он хотел отдать Уильяму – первое издание «Ньюгейтского календаря», – и посему оба молодых литератора на следующий вечер вновь встретились в таверне. Они нашли Кроссли с его объемистым животом в тихом углу, зажатым между стеной и столиком, в окружении полудюжины горячих блюд. «