Обман

Она вспомнила про пекарню на Кинг-стрит: там они выбрали лимонный пирог. В кебе все трое по очереди дотрагивались до коробки с пирогом, стараясь, чтобы она стояла ровно, и очевидная глупость их попыток означала, что они прибыли в школу для юных леди мисс Хардинг в более легкомысленном настроении, нежели требовала их миссия. Чарльз осознал это прежде нее. В мгновение ока выражение его лица изменилось: беззаботная веселость обратилась в сердобольное сочувствие – и словно нашло отражение в трех меланхолических девочках, шагавших им навстречу по длинному школьному коридору, как на казнь. Миссис Туше сразу вспомнила, как оно бывало в школе: здесь никто никогда заранее ни о чем не предупреждал – считалось, что так проще держать учениц в постоянном состоянии подчинения и страха. Но сейчас их лица расплылись в улыбках, и Фанни – самая смелая из всех троих – бросилась к ним со всех ног. Чарльза заключили в бурные объятия, и он тоже обнял каждую из девочек. Миссис Туше, знавшая этих девочек с самого их рождения, стояла в стороне, скромно скрестив руки перед собой.

– А вот миссис Туше, – произнесла Эмили, всегда помнившая о хороших манерах. – А это мистер Форстер, не так ли? Какой приятный сюрприз. Очень мило, что вы все приехали.

Мистер Форстер, который, похоже, тоже, как и Элиза Туше, растерялся, оказавшись в мире новых для себя чувств, занялся разрезанием пирога на куски.

8. Хлопок и доверие

Движение на улицах было ужасно плотным, и они потратили уйму времени на передвижение по городу. Как обычно, их кучер очень подробно излагал свое мнение по этому поводу. Чарльз перегнулся через край экипажа, внимательно вслушиваясь в рассказ кучера и стараясь не упустить ни одну деталь. Но говор уроженца Ланкастера оказался слишком уж неразборчивым – даже для Чарльза. Миссис Туше пришлось озаботиться переводом на лондонский:

– Ну, он, в общем и целом, во всем винит Вильерса[133].

Чарльз встрепенулся:

– В каком смысле он его винит?

– Винит за интенсивное уличное движение. Если вы соберете в одном месте пять тысяч человек на митинг протеста – так считает этот человек, – то с неизбежностью возникнут заторы на улицах. Должна сказать, я понимаю, о чем он.

Чарльз расхохотался. Форстер сердито нахмурился:

– Люди порочны. Особенно рабочий люд. Как же редко они осознают собственные интересы!

Это было сказано с чувством усталого превосходства и сопровождалось картинным вздохом. Миссис Туше не могла с этим смириться:

– Возможно, не всем рабочим нравится, когда их интересы им объясняют потомственные графы, мистер Форстер.

Если бы собака встала на задние лапы и начала философствовать, тот бы не был удивлен больше:

– Вы НЕ СОГЛАСНЫ с отменой хлебного закона, миссис Туше?

– Я этого не сказала.

– Мне вот совершенно очевидно, что закон следует отменить – ИБО ЭПОХА ЗЕМЛЕВЛАДЕЛЬЦЕВ УШЛА В ПРОШЛОЕ!

В который уже раз миссис Туше задумалась, отчего этот мистер Форстер не утруждает себя говорить тише, как это делали другие. Произносимые им шепотом слова слышали все, а его нормальный голос звучал, как береговая сирена. Даже слегка возбудившись, он орал, словно жертва кораблекрушения, которая старается привлечь к себе внимание проходящих мимо судов.

– Согласна. И коль скоро достопочтенный мистер Вильерс рискует состоянием своей семьи – если рискует, – то я отдаю ему должное. Но когда проходит одна эпоха, не разумно ли нам спросить, что придет ей на смену?

– Я вам скажу: эпоха МУЖЧИН С ИДЕЯМИ, миссис Туше! Эпоха мужчин ПРОМЫШЛЕННОСТИ И ТВОРЧЕСКОЙ ЭНЕРГИИ! Уж лучше честный управляющий, чем ДЕСПОТИЧНЫЙ ЗЕМЛЕВЛАДЕЛЕЦ! И если, судя по тому, что Уильям нам рассказывает об этих благообразных Грантах, ни одна пара работодателей не могла бы управлять БОЛЕЕ ХРИСТИАНСКИМ ИЛИ РАДУШНЫМ предприятием для трудящихся мужчин – ДА И, НАДО СКАЗАТЬ, ЖЕНЩИН! И по правде говоря, это ИМЕННО ТО, ЧТО МЫ СЕГОДНЯ И НАБЛЮДАЕМ!

Чарльз состроил гримасу шутливой торжественности:

– Как видите, миссис Туше, мистер Форстер и я обладаем великой верой в Грантов, как и в средний класс в целом. И нам известно из достоверного источника, что эти самые Гранты – добрые представители среднего класса. В этом нас заверил сам Эйнсворт.

– ИМЕННО ТАК!

– Но лучше иметь законы, – кротко заявила миссис Туше, в надежде, что сумеет вынудить собеседника говорить тише. – Лучше иметь законы и не полагаться на чью-то христианскую доброту и радушие. Вы имеете большое доверие к среднему классу, мистер Диккенс. Но, насколько я могу судить по своему опыту, доверие – весьма шаткое политическое качество. Что же до христианской доброты и радушия – их всегда можно отбросить.

– А законы можно отменить.

– Да, но это сделать труднее.

Эти ее слова стерли насмешливую улыбку с его губ. Он сейчас смотрел на нее так, как в другое время смотрел на леди Блессингтон – как на вошедший в порт диковинный корабль.