То, что окружающие ошибочно принимали за добродушие, отчасти объяснялось склонностью Чарльза проявлять к собеседникам повышенное внимание. В цеху было нестерпимо жарко. И шум стоял оглушительный. Тем не менее работницы передвигались от станка к станку со спокойным усердием, словно не замечая ничего вокруг, и миссис Туше не хотела первой показать, что ей стало дурно. Если уж мистер Диккенс был способен выдержать духоту и шум, то чем же она хуже его. Она покачала головой и закусила язык. Братья Грант продолжали наперебой объяснять важность большого жетона, который переместился из рук Диккенса в ладони Форстера и наконец попал к ней. Эта была не местная, а фабричная монета с вычеканенной надписью: Грант. Такими монетами Грантов, как сообщили гостям фабрики, каждая девушка-работница частично получала свое жалованье, и на эти монеты они могли покупать себе одежду из фабричного хлопка и провизию для семьи в соседнем магазине, которым также владели братья Грант. Форстер рассыпался в похвалах экономической разумности этой валюты. Чарльз похвалил результат: вот почему все девушки в аккуратной и приятной на вид одежде. А миссис Туше почувствовала, что хлопковый пух встал у нее комом в горле, и закашлялась. Поскольку это был первый звук, который мужчины услышали от сопровождавшей их дамы, братья Грант отнеслись к нему с подчеркнутым вниманием и разразились двадцатиминутной лекцией о важности проветривания цехов, о пользе свежего воздуха для здоровья и вообще о его благотворности для общего самочувствия. «
Так думала молодая миссис Туше. Много позже, став старше, она пожалела, что не озвучила тогда эти вопросы. А в то время четверка говорливых мужчин – двое энтузиастов, один вампир и последний, разговаривавший неимоверно громко, – для нее это было чересчур! Они были как четыре стороны ящика, из которого наружу не вырывался ни один звук ее собственного голоса.
10. «Корона против Кастро», 23 апреля 1873 года
Людской мир такой огромный, такой многообразный и существующий все время – какие рамки могут его сдержать? Язык? «Когда начнется процесс?» – спрашивает одна женщина другую. «Сегодня», – следует ответ. А сегодня был праздничный день у «старого врага»[134]
. В этот день миссис Туше, в знак протеста, любила надевать нижние юбки из клетчатой шотландки и перечитывать «Макбета». Сегодня был день рождения великого барда. А еще и день его смерти. В этот день она впервые увидела миссис Энн-Френсис Эйнсворт. Сегодня, двадцать шестого апреля, для миссис Туше было вымышленным днем, днем, осененным ярким светом, днем совпадений – волшебства! А чем было «сегодня» для Сары? Просто средой?– Ты только погляди на этих адвокатишек, разодетых в синее! Должна тебе сказать, мне нравятся их меховые воротники: о-очень вычурные! Но где они откопали таких обормотов для жюри присяжных?
Они снова сидели на галерке суда королевской скамьи[135]
. Судьей на этот раз был сам сэр Александр Коберн[136] – чье имя Сара, сколько ее ни убеждай, произносила со всеми согласными. Во избежание претензий в классовых предрассудках, в состав присяжных вошли исключительно представители рабочих, ремесленников и трактирщиков. Богл, у которого разболелись суставы, не присутствовал, но вместо него был послан Генри. Он сидел по правую руку от Претендента и делал подробные загадочные записи в своем блокноте. Много месяцев назад миссис Туше пыталась объяснить новой миссис Эйнсворт, что хотя «корона» и в самом деле привлекла к суду Претендента, это вовсе не означало, что зал суда почтит своим присутствием королева. Сара, не обращая внимания на ее разъяснения, сегодня приоделась «по особому случаю». В ее наряде сочетались розовые и желтые цвета, превалировали буфы и рюши, а уж финтифлюшек было столько, что король Людовик XV мог бы позавидовать. Волосы она изысканно уложила на затылке косами, которые придавали ее голове сходство с пасхальным кексом.– Вот те на! И снова старый Хоукинс! Наш ястреб… Но на сей раз мы во всеоружии, мистер Хоукинс!
Как оказалось, не вполне. Обвинитель начал речь с перечисления разгромных фактов.